"Леонид Смирнов. Проигрыш" - читать интересную книгу автора

секретариата Федерации! Не ожидал ни от вас, Август, ни от вас, Салем, никак
не ожидал. - Главврач перевел взгляд на автологов и грозно сказал: - А вы,
коллеги-чудодеи, словно бы в вакууме живете! Могли бы как- нибудь по-другому
тренироваться, народ у нас консервативный подобрался, с непривычки дрожь
пробирает...
- Иначе мы форму потеряем, - возразил лидер семерки Геннадий Квашнин. -
Потерпите уж, быстрее привыкнете. Привыкать- то все равно придется. - Глаза
у него были веселые.
Питеру вдруг вспомнился его опустевший после ухода жены дом. Болезненно
захотелось с кем-нибудь поговорить. Может быть, Цойбален почувствовал это,
шевельнулся и открыл глаза.
- Ты никогда не лечился у них? - спросил Брусенс. Нейротравматолог
покачал головой.
- А вот мне пришлось... До старости не забуду... Пятнадцатый мне тогда
шел. Выпросил я у соседа гоночный велороллер. Как сумел уломать - не знаю.
Ныл очень, наверное. Умопомрачительно красивая штука, скорость сто
семьдесят, мечта всех мальчишек! Завидовали мне страшно. Я никого и близко
не подпускал. Дрожа от нетерпения, вывел машину на трассу, разогнался, не
удержал равновесия и на повороте, конечно, грохнулся. Велороллер - на меня,
руку затащило в передачу - открытый перелом с кучей осколков, все, что ниже
плеча, - мешок костей на липочке...
Пришел в себя уже в больнице. Как назло, хирург на операции. Отдали меня
застоявшемуся без дела автологу. Лежу в палате. Рука в
лечебно-амортизационном пакете. Комната затемнена, никаких больничных
запахов. В центре здоровенная никелированная скульптура с приборным щитком
на боку. Влетает розовощекий детина лет двадцати пяти с огромными бицепсами.
Поглядел на меня с нескрываемым удовольствием, даже крякнул - не удержался -
и говорит: "Как же тебя, братец-кролик, угораздило? Знаю, знаю, - подмигнул,
- гонщиком хочешь стать - красивое дело! А людей лечить не желаешь? Жаль!
Интересная штука, скажу я тебе... А вот это, брат, Трансформатор, слышал о
таком?" Я шепчу еле-еле: "Угу". Он смеется: "Не-а. Это не тот, не
электрический. Этот переносит болезни, сейчас сам увидишь. И не бойся: не
больно, слово даю!"
С обеих сторон от Трансформатора две койки под белоснежными простынями.
На одной, значит, я. Парень скидывает расписную футболку и ложится на другую
койку. Разделяет нас этот самый Трансформатор. Щелкнул детинушка чем-то на
пульте. Загудело. Зажмурился я и жду... Тишина. Боли-то я, как очнулся, и
мгновения не чувствовал: сам знаешь, в пакете анестезатор. Прислушиваюсь и
ничегошеньки не чувствую. Только парень вдруг ойкнул негромко и говорит
глухо: "Вставай, сними с себя эту дурищу и мотай в коридор". Я сначала
подумал - шутит он: мне и головы не поднять, не то что встать. Попробовал
подняться. И будто не лежал в беспамятстве: голова свежая, пакет сам с руки
спал, расклеился. Рука гладкая, ни единого следочка, ну совершенно целая,
словно показалось мне все это. Только загорелая дочерна, а ведь я в то лето
на солнышке почти не валялся.
"Спасибо", - пролепетал я растерянно. И, обогнув "статую", взглянул на
автолога. Он как мясник - так я почему-то подумал. Весь в засохшей крови. Из
раздробленной руки белые острые кости торчат. Лицо в крупных каплях пота.
Глаза белые, бешеные. Мне стало нехорошо. "Не смотри сюда, парень, иди..." -
прошептал он. И я опрометью выскочил вон, охваченный ужасом.