"Леонид Смирнов. Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу " - читать интересную книгу автора

литературного) успеха - примером чему служит, скажем, Николай Романецкий с
его романом "Убьем в себе Додолу", - то почему бы и нет? Но снова это лишь
часть правды.
Так, может, это просто лихая боевая фантастика, лишь закамуфлированная
под альтернативно-историческую fantasy a la russe? Уж чего-чего, а
баталий - от единоборств на мечах и поединков заклинаний до артиллерийских
дуэлей и танковых сражений - в жизни младшего логика Игоря Пришвина с
лихвой хватило бы на десятерых... Причем баталий, выписанных вкусно,
смачно, без шокирующего натурализма (этой острой специи, которой неумелые
литераторы, подобно не ведавшим холодильной техники средневековым поварам,
тщатся отбить вкус тухлятинки) - словом, мастерски. И снова приходится
признать, что слон - это и не змея, и не столб, и не веревка.
Все вышеперечисленное в романе спору нет, присутствует, однако никоим
образом его не определяет. И слава Богу, ибо нет для художественного
произведения (и шире - для произведения искусства вообще) ничего
убийственнее, нежели одноприродность и однозначность, позволяющие раз и
навсегда приклеить неоспоримый ярлык, после чего хладною рукой задвинуть в
угол пыльной полки.
Так не складываются ли наконец элементы знакомых жанров в знакомую нее
и опять-таки популярную в наши дни постмодернистскую мозаику? Не зря же
любителей этого цен-тонного действа и среди авторов, и среди читателей в
наши дни хоть отбавляй. Категорически нет. Потому что не конструкция тут,
не делание, но мир, гармоничный в своих противоречиях, мир, рожденный
писателем, взращенный им, взлелеянный и - живой. А жизнь и постмодернизм
куда несовмес-тимее, чем гений и злодейство.
Вот о ней, о жизни, и поговорим.
Если бы гордым Истребителям Чудовищ, как некогда крестоносцам,
присваивали гербы, то мастера геральдики, вероятно, начертали бы на щите
Игоря Пришвина девиз: "Обретаю, теряя". Это будь они оптимистами. Окажись
же они пессимистами, то и порядок слов поменялся бы на обратный: "Теряю,
обретая". Ибо вся жизнь смирновского героя - череда то ли обретений, за
которые приходится платить многими потерями, то ли бесконечных потерь, до
некоторой степени компенсируемых редкими обретениями. Трагическая судьба,
какая и подобает романтическому герою.
Смирнов, правда, попытался было смягчить этот трагизм запалом борьбы,
о котором писал когда-то Наум Каржавин:
Последняя буря, последняя свалка, И в ней - ни врага и ни друга не
жалко.
Но - жалко. И хорошо что так, ибо в противном случае эту книгу и
читать бы не стоило, потому как превратилась бы она в заурядную
компьютерную "стрелялку": порезвиться-то можно, но чтобы сопереживать...
Некому и незачем. А тут сопереживаешь, причем не только герою, но даже
первой его потере - в три абзаца промелькнувшей, безликой, в сущности,
симпатии его, Милене. Ай да автор - такое суметь ведь надо! Но это так, a
propos.
Каюсь, читая роман, я все время опасался, что конечный вывод его,
идейный, так сказать, посыл, выльется в старый, еще Веркором
сформулированный (хотя никоим образом и не устаревший) тезис: объявляя
войну тигру, сперва убей тигра в себе. А ведь сколь бы ни был прав Ницше,
утверждая, что человечество ни от чего не потеряло так много, как от