"Леонид Смирнов. Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу " - читать интересную книгу автора

другие. Морды у них были длинные, как у гавиалов, пасти утыканы десятками
желтых шильев - тонких и чрезвычайно острых зубов длиной в палец. Повадки у
них тоже изменились. Охотились они теперь группами по три: две загоняют, а
одна поджидает в засаде. И самое главное - было их во много раз больше
прежнего. Просто тьма-тьмущая.
Впервые на памяти старожилов пересохло Щучье озеро, обнажив илистое
дно, напичканное в Степную войну неразорвавшимися снарядами. Да и по
непролазным топям Обложных Мхов собиратели морошки могли ходить в домашних
тапочках. Уровень воды в свирепой, никогда не прогревающейся реке Колдобе
упал на три метра, и вода стала как парное молоко - значит, на
Водораздельном хребте истаяли ледяные шапки, из которых питаются горные
ручьи. Замученные жарой жильцы выбрасывались из окон раскаленных бетонных
муниципалок-высоток, домашние животные дохли от жары, а неистребимые пасюки
прятались в прохладных катакомбах, боясь нос высунуть наружу.
Опять я отвлекся... Итак, город попал в осаду. Выставленные на дальних
подступах кордоны добровольцев из охотничьего общества палили картечью во
все, что движется. На ближних подступах собак караулили разъезды конной
жандармерии, которой выдали автоматы "петров" с разрывными пулями дум-дум.
Окраины денно и нощно патрулировал особый полк пожарной охраны, вооруженный
ранцевыми огнеметами, которые были взяты со стратегических складов. Наряды
городской полиции, перешедшей на казарменное положение, готовы были по
первому сигналу блокировать и зачистить собакоопасный квартал.
Но эти новые псы таинственным образом проникали в город сквозь
несчетные заслоны, просачивались между густо расставленных постов - то ли
пролезая через канализационные коллекторы, то ли перелетая по воздуху. Иных
объяснений не мог придумать никто, включая коменданта гарнизона. Позже мы
разобрались, в чем было дело.
Гильдия и-чу никогда не занималась собаками: мы слишком уважали свою
профессию, да и время наше ценилось порой на вес платины. (Золото мы не
берем еще со времен царя Мидаса.) Теперь пришлось. Я имею в виду
четвероногих, а не презренный металл. Гильдию вынудили нарушить ее
неписаное правило.
Городской голова, военный комендант, полицмейстер, главный санитарный
врач и даже сосланный из столицы сановник - они заранее сговорились,
оделись в парадные мундиры и под вечер заявились к нам домой. С муаровыми
лентами через плечо, с золотыми эполетами и лакированными ремнями,
увешанные от горла до пупа орденами. Зрелище...
Позже выяснилось, что отец третий день ждал этого визита, уже терпение
начал терять. Зато мы - младшее поколение - были ошарашены и тотчас
прониклись законной гордостью. В кои-то веки к нам, Пришвиным, переписью
сибирской нелепо зачисленным в мещане, явились на поклон первые лица
города.
Отец прогнал детей наверх, как нашкодивших щенков. Прогнал одним
грозным взглядом. Было обидно. Особенно мне - старшему сыну, наследнику,
полноправному и-чу. Злость душила меня целых полторы минуты, а потом я
вспомнил о системе упражнений по самоконтролю и прочитал то, что под
номером три. Я называл его "Они еще локти будут кусать".
Разговор отца с первыми лицами затянулся. Мать трижды носила в
гостиную подносы с горячим кофе. Она умеет варить какой-то особенный
арабико. Дед успел выкурить добрую дюжину трубок, в которые он набивает