"Леонид Смирнов. Чужими руками ("Черный археолог") " - читать интересную книгу автора

микрочип в режим ожидания. На Старой Земле считалось правилом хорошего тона
носить в себе такого подсказчика. И по совету профессора Биттнера, скрепя
сердце, Рассольников подчинился дурацкой моде, ведь он не хотел лишиться
клиентуры.
Место вживления время от времени чесалось, как будто в голове завелась
парша. Колобок сказал, что это нервная реакция отторжения и надо
перетерпеть. Терпеть же Платон с детства страсть как не любил.
"Век сменяется веком, а в мире ничто не меняется, - придя в философское
расположение духа, размышлял он. - Вокруг свирепствует изменка, в любой
момент ты можешь превратиться в уродца или чудовище. Но еще не известно, что
хуже: болезнь или ее лекарство. Гораздо проще выжечь заразу вместе с городом
и даже планетой, чем возиться с каждым больным, рискуя заразиться самому...
А завтра, глядишь, на Землю обрушится новая напасть. Человек по-прежнему
беспомощен перед всевластием и злой волей высших сил".
Наконец в конце узкой улочки возник вечно спешащий и постоянно
опаздывающий Гальперин. Он семенил короткими ножками, на бегу утирая с
бледного лба пот. Затормозил в трех шагах, вытянулся как капрал перед
генералом и затараторил радостно:
- Все в порядке, господин Платон. Настоятель Данон Фрутис очень добр к
нам. Мы остановимся в дзонге. Можно идти.
- Молодец, - потрепал его по плечу Рассольников. - С меня причитается.
- Не забудьте это при расчете, господин, - низко поклонился шерп.
Главу экспедиции в монастыре встретили с почетом и поселили в
малюсенькой холодной келье, где стояла алюминиевая раскладушка с подогревом
и детсадовский столик с инвентарным номером на овальной бляхе. Что ни
вещица, то музейная редкость. Археолог даже сам начал чувствовать себя
восковым экспонатом в интерьере.
В ожидании парадной трапезы гость спасал свою замерзающую душу горячим
чаем. На закуску послушники принесли земелах и соленый арахис. Печенье и
орехи красиво разложили на расписных тарелках из тончайшей китайской
пластмассы, которые были наштампованы еще при жизни блистательного
реформатора Дэн Сяо-пина. Во времена герра Шеффера угощение было побогаче:
полагалось еще подать целебный лук, сорванный на горных склонах, и
какой-нибудь редкостный деликатес, чтобы не столько накормить, сколько
удивить гостя. Увы, верховный лама не читал дневников оберштурмфюрера.
Платон ворочался на раскладушке, которая грозила развалиться под ним в
любую минуту. Она издавала почти человеческие звуки, скрипя и хрустя так
громко, что юный послушник дважды просовывал голову в дверь, уверенный: его
зовет гость, не желающий угомониться и передохнуть.
Обед состоялся в монастырской трапезной. Там был собачий холод.
Каменные, побеленные малярным катком стены были покрыты изморозью. Еще на
пороге Рассольников понял, что угодил в ловушку. Конкуренты решили
избавиться от него, превратив в ледышку. Правда, на полу стояли бронзовые
грелки, полные раскаленных углей. Посыпанная на угли хвоя можжевельника
придавала дымку непривычный аромат.
Из глубокой ниши на археолога смотрел "золотой" Будда. Словно в честь
гостя голограмма была наряжена в пестрые парчовые одежды. У его ног ламы
поставили палочки, которые курились томительно-пряным дымом. Свет горящих
лампад отражался в жертвенных чашках с водой. Монах цветочными лепестками
выложил на скатерти узорную кайму - непременный атрибут праздничного