"Игорь Смирнов. Бухенвальдский набат" - читать интересную книгу автора

связанные руки или ноги - это дело обычное. Ты этого режима не выдержишь. Мы
говорили с Гансом и решили: ты в Большой лагерь не пойдешь, будешь жить
здесь, будто еще не прошел карантина.
Это для меня неожиданно. На блоке уже несколько дней только и говорили
о переводе в Большой лагерь. Яков, Валентин и я уговорились, что сделаем все
возможное, чтобы быть вместе. Я призадумался: как же поступить?
- А что будет с тобой, если охрана обнаружит, что я у тебя пребываю? -
осторожно спрашиваю старосту.
Блоковый махнул рукой:
- Будем надеяться, что этого не случится. Здесь у меня везде свои люди,
они не выдадут. В случае чего предупредят...
- Но ведь блокфюрер может просто заприметить меня и дознаться, и тогда
тебе капут.
Меня удивил его беспечный тон:
- Блокфюрер бывает у нас не чаще, чем два раза в сутки, да и то в барак
не входит - боится заразы... А кроме того, здесь все рискуют, без этого и
дня не проживешь.
Я начинаю все больше и больше понимать неписаные законы Бухенвальда.
Наверное, сам на его месте так же бы поступил, но его предложение принять
никак не могу.
- Спасибо за заботу, - говорю, - я пойду со всеми в Большой лагерь. Не
хочу держать тебя под угрозой, а главное - со мной товарищи. Мы должны быть
вместе. Да и там, в Большом лагере, наверное, найду знакомых или обзаведусь
новыми. Пойми, не могу остаться...
Блоковый долго, удивленно смотрел на меня, потом раздумчиво проговорил:
- Я, наверное, понимаю тебя, Иван. Нельзя думать только о собственной
шкуре. Иди в Большой лагерь. Несколько человек я могу направить в 41-й блок,
там старостой Вальтер, хороший человек, коммунист. Ты будешь у него...
Мне нужно благодарить его за такую заботу и покровительство, а я стою,
переминаюсь. Как попросить за Якова и Валентина, чтобы их тоже направили в
41-й блок. Староста словно догадался, чего я хочу, говорит:
- Больше ничего, Иван, не могу сделать. К Вальтеру пойдут самые слабые.
Утром лагершутц - полицейский из заключенных - привел меня и еще
нескольких полосатиков к двухэтажному кирпичному зданию. Это и есть 41-й
блок. Смотрю, у входа стоит молодой парень с красным винкелем, очевидно,
дневальный, штубендист. Говорит по-русски. На вид плотный, сильный, но
никаких пинков и зуботычин. Ведет в барак, объясняет:
- Здесь умывальник, в рабочее время запирается. Тут уборная, открыта
круглые сутки. Тут спать будете, - показал места на трехъярусных нарах. -
Днем в спальню входить нельзя. - Открывает дверь в большую комнату,
заставленную столами и скамейками. Садитесь и ждите конца рабочего дня.
Сидим, посматриваем по сторонам. С краю стола примостился человек. Лицо
сухое, подвижное, глаза колючие, так и просверливают каждого. Замечаю,
останавливаются на мне.
Снова подходит штубендист (я уже знаю, что зовут его Ленька, а точнее
Алексей Крохин), наклоняется ко мне, кивает головой на человека в углу:
- Это - наш блоковый, Вальтер Эберхардт. Он просит передать вам эти
деньги.
Ленька подает мне свернутые в комочек немецкие марки.
- Что ты? - говорю. - Зачем мне деньги?