"Игорь Смирнов. Бухенвальдский набат" - читать интересную книгу автора

ним справа и слева примыкают два приземистых каменных здания с решетками на
окнах. Над воротами железные буквы: "Jedem das seine". Кто-то шепотом
переводит: "Каждому свое" и добавляет крепкое ругательство. Кто говорит - не
понимаю, оглянуться нельзя. Пожалуй, оглянешься и получишь прикладом по шее
или по спине. Стой и не шевелись. Стой и смотри на железные буквы: "Jedem
das seine".
Стой и смотри!
В долину сбегают синеватые лесистые горы, пахнет настоянной на солнце
горьковатой дубовой корой, воздух чист и прозрачен, и его не хочется
выпускать из груди. Тихо повсюду. Неподвижно стоят черные солдаты. Пробежав
в помещение, сопровождавший нас начальник охраны с кипой бумаг вышел
обратно, что-то крикнул солдатам, держащим нас в кольце. Те заметались,
стали строить нас в одну шеренгу лицом к глухой желто-зеленой стене. Руки
приказали положить на голову. Тут же переводчик:
- Кто скажет слово, или оглянется назад, или повернет голову, или
опустит руки - смерть!
По трое-четверо стали вводить в здание. Я где-то в середине шеренги и
вместе с остальными стою неподвижно, с руками на голове, уставившись глазами
в грязно-желтую стену. В глазах темнеет, ноги затекают. Стой и думай!
Я стою и думаю. Думаю над словами: "Jedem das seine". Да,
действительно, каждому свое. Там, за воротами, нам уготована каждому своя
доля. И у каждого за плечами своя судьба.
Нас здесь стоит больше двадцати, все военнопленные. Далеко на Родине
уже больше двух лет идет война, немцы накатывались огромной лавиной и
доходили до Москвы, до Сталинграда, а теперь их гонят на всех фронтах, и
наша армия перешла через Днепр. О, мы все знаем! Не все, конечно, но самое
главное!.. А мы выброшены из войны. Сколько немцев уничтожил бы за эти два
года каждый из нас! А мы здесь усыхаем от голода, подыхаем под сапогами
фашистских солдат, и теперь, говорят, нас привезли в лагерь, откуда не
выходят живыми. Что может быть горше такой судьбы! И это я принял ее, я,
кадровый командир Красной Армии! Я, который свою жизнь начинал вместе с этой
армией, когда в девятнадцатом году после окончания нижегородских пехотных
курсов отправился бить Колчака в Восточную Сибирь! Я, который прошел длинную
служебную лестницу от командира взвода в пехоте до начальника артиллерии
дивизии! Я - коммунист, подполковник - стою здесь, держа руки на голове,
покачиваюсь от голода и усталости и жду, когда мне объявят мой смертный час!
Стою,глотаю сухой ком в горле и никак не могу его проглотить.
Подошла моя очередь. Страха уже нет. Все равно. Вхожу в канцелярию.
Канцелярия как канцелярия. Массивные столы, ящики с карточками, папки с
бумагами. За столами люди в одинаковых полосатых куртках, с номерами на
левой стороне груди, как-то смешно остриженные. Расспрашивают деловито, но
не злобно:
- Смирноф? А имя - Иван?
Говорят вроде бы понятно, а не по-русски:
- За что тебя в тюрьму посадили?
Что мне скрывать? Все равно, кажется, конец жизненному путешествию...
- За пропаганду против фашизма, - говорю.
- Добже! Добже!
Пишут какую-то анкету, сличают мои ответы с бумагами, видимо,
пришедшими вместе с нами.