"Валерий Смирнов. Как на Дерибасовской угол Ришельевской" - читать интересную книгу автора

он сидел до тех пор, пока Макинтош, терпеливо пасшийся во дворе поликлиники
моряков, не решился. Он подошел к сидящему под бронзовым Пушкиным Паничу с
правой рукой, где висел его старый макинтош. Старый Я Извиняюсь был готов к
смерти, но гордость не позволила ему умереть покладистым бараном. "Раз
сыночек все это придумал, пусть сам и расхлебывает" - почему-то подумал
Панич и увидел, как медленно разворачивается правая рука Жоры. Лезвие
австрийского штыка только сумело напиться малой крови из предплечья
Макинтоша, когда над квадратными глазами Я Извиняюсь появилась небольшая
дырочка. Старый Панич всю жизнь боялся смерти, хотя скорее всего таки-да бы
умер, чем кому-то в этом признался. Но он даже не подозревал, до чего ему
будет легко умереть.
А на звук выстрела выскочила бригада имени осиротевшей семьи Панич. На
ее глазах, не обратив внимания на свою рану, Макинтош поднял костыль с
австрийским штыком и воткнул его в грудь уже не боящегося боли Я Извиняюсь.
Несмотря на недавно появившийся на бульваре "кирпич", под него влетела
машина боком к Жоре и тот сразу сделал вид, что ни покойный Панич, ни его
знакомые Макинтоша ни разу не интересуют. Торопливые выстрелы издалека не
принесли машине никакого вреда, это уже не говоря за Макинтоша и водителя.
Пока старый Панич начинал морозить собственный зад без риска зацепить
ангину в главном заведении Валиховского переулка, а молодой горько рыдал
клятвами о страшной мести за дорогого папу, радуясь в душе, что теперь может
действовать в силу исключительно собственных, пусть ограниченных, но
мозговых извилин, Макинтош смочил рану водкой. И, не перевязывая ее, вместе
с теперь уже не отходящими от Жоры ни на шаг парнями, отправился в гости к
Акуле. Тому самому балаболу, который любил водить приезжих к мемориальной
луже Графа Шушкевича.


* * *

Глава антикварной фирмы "Просто уже один Панич" заканчивал экстренное
совещание очередной торжественной клятвой.
- ...и когда мы выясним, кто именно из поздняковских выблядков кончил
моего дорогого папу, - патетически тронул себя в грудь Панич, который никак
не мог привыкнуть, что его уже столько часов подряд никто ни разу не треснул
костылем, - я лично сдеру с него шкуру, клянусь здоровьем моей покойной
мамочки.
Покойная мадам Панич относилась к сыну примерно с такой же любовью, как
и его отец. Во время приливов откровенности она не раз заявляла, что лучше
сделала бы себе аборт, если б знала, что вырастет из этого в детстве
кудрявого мальчика. Но, как говорится, чему бывать, то и произросло. А
поэтому братья Николайченко вышли от Панича вполне лениво и сели в машину,
записанную на их еще живую маму, которая даже не знала, какие педали бывают
у ее движимой собственности. Гриша Николайченко был холостым и не мучался в
отличие от своего брата Коли. А Коля уже в который раз попросил Гришу, чтобы
он помог ему помириться с женой. Потому что в присутствии родственников она
ведет себя менее агрессивно, хотя у Коли телосложение в другую сторону от
дистрофика. И они себе едут с Пушкинской на Черемушки, где околачивается
жена одного из этих двух подарков. А по дороге Гриша говорит брату Коле, что
если тот всучит с порога своей бабе букет, так она сходу растает перед ним