ГЛАВА 1

Площадь Сан-Марко заполонили голуби. Сотни голубей - толстые, серые, коренастые, молчаливые - клевали оброненные беззаботными туристами кусочки слоеных булочек и хлебные крошки. Был полдень, но солнце пряталось за тучами, и на город опустилась мрачная пелена. Пустые гондолы выстроились вдоль причалов. Гондольеры в полосатых рубашках стояли, опираясь на весла, и ожидали клиентов, а те все не шли. Начался отлив, и на фасадах зданий стали видны темные пятна на том уровне, куда вода доходила во время прилива.

Сидевшая в кафе Шайлер ван Ален примостила локти на шаткий столик и подперла голову так, что подбородок ее спрятался в высоком воротнике «хомут» слишком большого для нее свитера. Шайлер была вампиром, Голубой кровью, последней из ван Аленов - некогда видного нью-йоркского семейства, влиянию и щедрости которых Манхэттен был обязан своим нынешним видом.

В былые времена имя ван Аленов было синонимом могущества, привилегированного положения в обществе и меценатства. Но та пора давно минула, и за прошедшие годы финансы семьи истаяли. Шайлер привычнее было экономить каждый цент, чем швырять деньги в дорогих магазинах. Ее наряд - черный свитер длиной почти до колен, подрезанные и обтрепанные леггинсы, армейская куртка и поношенные мотоциклетные ботинки - весь был куплен в секонд-хенде.

На любой другой девушке этот небрежный ансамбль смотрелся бы так, словно она подобрала выброшенное каким-нибудь бродягой, но на Шайлер он казался королевским одеянием, и в сочетании с ним ее милое личико в форме сердечка выглядело еще более привлекательным. Шайлер была сногсшибательно красива: нежная молочно-белая кожа, глубоко посаженные синие глаза и пышные волосы цвета воронова крыла. И красота ее делалась еще неотразимее, когда девушка улыбалась, хотя этим утром ей было не до улыбок.

- Ну, выше нос, - сказал Оливер Хазард-Перри, поднося к губам чашечку с эспрессо. - Что бы ни случилось - ну, или не случилось, - но мы получим свой небольшой перерыв. А этот город великолепен. Ну, признай - ведь находиться в Венеции куда приятнее, чем торчать в химической лаборатории.

Оливер был лучшим другом Шайлер еще с самого детства - долговязый красивый юноша, улыбчивый, с копной непослушных каштановых волос и теплыми карими глазами. Он был наперсником Шайлер, соучастником проделок и, как она узнала не столь давно, ее проводником - человеком, в силу традиции исполняющим при определенном вампире роль помощника и левой руки, с позиции возвышенного рабства. Именно стараниями Оливера Шайлер сумела так быстро попасть из Нью-Йорка в Венецию. Он уговорил своего отца, и тот позволил им сопровождать его в деловой поездке по Европе.

Несмотря на бодрый тон Оливера, Шайлер осталась мрачна. Шел последний день их пребывания в Венеции, а они так ничего и не нашли. Завтра они улетят обратно в Нью-Йорк с пустыми руками. Путешествие оказалось совершенно безрезультатным.

Девушка принялась отдирать этикетку от своей бутылки «Пеллегрино», осторожно, так, чтобы та превратилась в длинную тонкую полоску зеленой бумаги. Шайлер не желала быстро сдаваться.

Почти два месяца назад на бабушку Шайлер, Корделию ван Ален, напал кто-то из Серебряной крови, смертельных врагов вампиров Голубой крови. Шайлер знала от Корделии, что Серебряная кровь, как и Голубая, - это падшие ангелы, приговоренные к проведению своей бессмертной жизни на земле. Однако же представители Серебряной крови, в отличие от голубокровных, поклялись в верности изгнанному Князю небес, самому Люциферу, и отказались подчиняться кодексу вампиров, строгим этическим правилам, которые, как надеялись вампиры Голубой крови, должны были помочь им со временем вернуться в рай.

Корделия была официальным опекуном Шайлер, которая не знала своих родителей: отец умер еще до ее рождения, а мать вскоре после родов впала в кому. Корделия держалась с внучкой холодно и отстраненно, но она была единственной родственницей Шайлер, и та, как бы то ни было, любила бабушку.

- Она была уверена, что он должен быть здесь, - сказала Шайлер, мрачно кидая крошки голубям, собравшимся у их столика.

Девушка повторяла это с самого их приезда в Венецию.

Нападение твари Серебряной крови отняло у Корделии много сил, но, прежде чем бабушка Шайлер, угаснув, перешла в пассивную стадию - принадлежащие к Голубой крови были бессмертны и постоянно возрождались, - она убедила внучку в том, что ей крайне необходимо отыскать ее пропавшего деда, Лоуренса ван Алена. Корделия была уверена, что именно в нем кроется ключ к победе над Серебряной кровью. Перед кончиной бабушка велела Шайлер отправиться в Венецию и прочесать ее кривые улочки и извилистые набережные каналов в поисках Лоуренса.

- Но мы искали повсюду. Никто здесь и слыхом не слыхал ни о Лоуренсе ван Алене, ни о докторе Джоне Карвере, - со вздохом произнес Оливер, напоминая о множестве предпринятых ими попыток: они наводили справки в университете, в баре «Гарри» в «Киприани» и во всех отелях, виллах и пансионах, расположенных между этими двумя точками.

Имя Джона Карвера Лоуренс носил во времена основания Плимута.

- Да знаю… Мне начинает казаться, что его никогда и не существовало, - отозвалась Шайлер.

- Может, она ошиблась? Или слишком ослабела и уже плохо соображала, когда объясняла, куда тебе следует отправиться? - предположил Оливер. - Пойди туда, не знаю куда…

Шайлер обдумала этот вариант. Возможно, Корделия ошиблась, а возможно, Чарльз Форс, глава Голубой крови, оказался, в конце концов, прав. Но потеря бабушки очень сильно подействовала на Шайлер, и девушка была преисполнена лихорадочной решимости осуществить последнее желание Корделии.

- Я не могу так думать, Олли. Если допущу такое предположение, то сдамся. Я должна его найти. Должна найти моего деда. Мне слишком больно думать о том, что тогда сказал Чарльз Форс…

- А что он сказал? - поинтересовался Оливер.

Шайлер упоминала о разговоре, который состоялся между ней и Чарльзом перед отъездом, но без подробностей.

- Он сказал…

Шайлер закрыла глаза и вспомнила их полную напряженности встречу.

Она пришла тогда в больницу к матери. Аллегра ван Ален, женщина, остановившаяся между жизнью и смертью, была прекрасна и далека, как всегда. Она впала в состояние кататонии вскоре после рождения дочери. Шайлер не удивилась, обнаружив у постели матери другого посетителя.

Чарльз Форс стоял у кровати на коленях, но при виде Шайлер быстро поднялся и вытер глаза.

На миг Шайлер пожалела его. Всего лишь месяц назад она считала Чарльза воплощением зла и даже обвинила его в принадлежности к Серебряной крови. Но она промахнулась.

Чарльз Форс, он же Михаил, Чистый Сердцем, был одним из архангелов, добровольно отправившихся в изгнание с небес, дабы помочь своим братьям, низвергнутым во время мятежа Люцифера и обреченным жить на земле в качестве Голубой крови. Вампир по выбору - не по греху. А вторым таким вампиром была мать Шайлер, Аллегра ван Ален - Габриэлла, Чистая, Добродетельная. История Михаила и Габриэллы была долгой и запутанной. Эту двойню связывали узы крови, и в этом цикле они родились братом и сестрой.

Все представители Голубой крови были связаны обетом бессмертия, но Габриэлла отреклась от этого обета и взяла в мужья отца Шайлер, своего человека-фамильяра, Красную кровь.

- Ты знаешь, почему твоя мать пребывает в коме? Или почему она предпочла впасть в кому? - спросил Чарльз.

Шайлер кивнула.

- После смерти моего отца она поклялась никогда больше не брать другого фамильяра. Корделия сказала, это случилось потому, что она сама хотела умереть.

- Но умереть она не может. Она - вампир. Потому она жива, - с горечью произнес Чарльз. - Если это можно назвать жизнью…

- Таково было ее решение, - ровным тоном ответила Шайлер.

Ей не понравилось прозвучавшее в словах Чарльза осуждение.

- Решение! - произнес, словно ругательство, Чарльз. - Романтический каприз и ничего более! - Он повернулся к Шайлер. - Я слыхал, ты собираешься в Венецию.

Шайлер кивнула.

- Мы уезжаем завтра. Искать моего дедушку, - заявила она.

«Нам ведомо, что дочь Габриэллы принесет нашему роду спасение, которого мы взыскуем, - сказала ей бабушка. - Только твой дедушка знает, как победить Серебряную кровь. Он поможет тебе».

Корделия рассказала, что на протяжении всей их истории вампиры Серебряной крови охотились на представителей Голубой крови, поглощая их кровь вместе с их воспоминаниями. Последние известные случаи нападений происходили в Плимуте, когда вампиры переселились в Новый Свет. Четыре столетия спустя в Нью-Йорке, когда Шайлер пошла на второй курс старшей школы, нападения возобновились. Первой жертвой стала их соученица по элитной школе Дачезне, Эгга Карондоле. Вскоре после смерти Эгги количество жертв возросло. Что особенно беспокоило Шайлер - все убитые принадлежали к Голубой крови и были подростками, захваченными в их самом уязвимом периоде жизни, между пятнадцатью и двадцатью одним годом, когда они еще не полностью овладели пробудившимися способностями.

- Лоуренс ван Ален - изгнанник, - заявил Чарльз Форс, магнат со стальными глазами. - Ты не найдешь в Венеции ничего, кроме переживаний и неприятностей.

- Мне все равно, - буркнула Шайлер, не поднимая глаз. Она зажала подол свитера в кулаке и принялась крутить его. - Вы все равно отказываетесь признать, что Серебряная кровь вернулась. А уже слишком многие из нас погибли.

Последнее убийство произошло вскоре после похорон бабушки. Саммер Амори, в прошлом году получившая титул лучшей дебютантки года, была найдена в своем пентхаусе в небоскребе «Башня Трампа» полностью обескровленной. Худшим в Серебряной крови было не то, что они несли смерть - о нет! - они несли судьбу, что было хуже смерти. Кодекс вампиров строго-настрого запрещал проводить церемонию Оскулор, священное целование - то есть питье крови - над себе подобными. Церемония была регламентированным ритуалом со строгими правилами. Жестоко обращаться с людьми или выпивать их полностью запрещалось.

Но Люцифер с его легионами обнаружили, что если свершить целование не над человеком, а над вампиром, то это придает могущества. Красная кровь содержала жизненную силу всего одного существа, а Голубая кровь была более сильной, ибо заключала в себе бесконечный кладезь знаний. Представители Серебряной крови поглощали кровь и жизнь другого вампира, выпивая его до полного исчезновения и превращая в раба в безумном сознании. По сути, любой вампир Серебряной крови был многими существами, заключенными в одной оболочке. Мерзостью.

Чарльз Форс нахмурился сильнее.

Серебряная кровь была изгнана. Это невозможно. Произошедшее имеет другое объяснение. Комитет ведет расследование…

- Комитет бездействует! И будет продолжать бездействовать! - возразила Шайлер.

Она знала историю, за которую упорно цеплялся Чарльз, - о том, что Голубая кровь выиграла финальную битву в Риме, когда Чарльз поверг самого Люцифера, известного тогда как безумный император Калигула, - его золотой меч отправил вожака Серебряной крови в бездны адского пламени.

- Считай как хочешь, - вздохнул Чарльз. - Я не могу воспрепятствовать твоей поездке в Венецию, но должен тебя предупредить, что Лоуренс и наполовину не таков, каким Корделия желала его видеть.

Он взял Шайлер за подбородок, девушка с вызовом взглянула на него.

- Поберегись, дочь Аллегры, - доброжелательно произнес Чарльз.

При воспоминании о его прикосновении Шайлер передернуло. Прошедшие две недели подтвердили, что Чарльз Форс знал, о чем говорит. Возможно, Шайлер стоило бы прекратить расспросы, вернуться в Нью-Йорк и впредь вести себя как хорошая девочка и послушный представитель Голубой крови. Не задаваться вопросами касательно мотивов или конкретных действий Комитета. И чтобы единственной ее проблемой было - что надеть на бал Четырех сотен в отеле «Сент-Регис».

Девушка убрала челку с глаз и умоляюще взглянула на своего лучшего друга и верного помощника, сидевшего напротив. Во время всех этих испытаний и в полные суматохи дни, последовавшие за похоронами бабушки, Оливер был правой рукой Шайлер.

- Я знаю, что он здесь. Я это чувствую, - произнесла девушка. - Если бы только нам не пора было уезжать!

Она поставила бутылку с полностью содранной этикеткой обратно на столик.

Появился официант с чеком, и Оливер быстро подал свою кредитную карточку, прежде чем Шайлер успела возразить.

Они решили нанять гондолу для последней прогулки по старинному городу. Оливер помог Шайлер забраться в лодку, и они одновременно откинулись на бархатную подушку, так, что их руки соприкоснулись. Шайлер отодвинулась на волосок, мимолетная физическая близость слегка смутила ее. Это было нечто новое. Прежде девушка всегда чувствовала себя непринужденно в обществе Оливера. Они росли вместе: купались голышом в пруду за домом ее бабушки в Нантакете, спали, прижавшись друг к другу, в сдвоенном спальнике. Они были близки, словно брат и сестра, но в последнее время Шайлер стала ловить себя на том, что ведет себя в присутствии Оливера с невесть откуда появившейся застенчивостью. Как будто в один прекрасный день она проснулась и обнаружила, что ее лучший друг в придачу к этому еще и парень - и при этом очень даже недурен собой.

Гондольер оттолкнулся от причала, и их неспешное путешествие началось. Оливер фотографировал, а Шайлер пыталась наслаждаться видами. Но хотя девушка и восхищалась красотой города, в то же время ее захлестнуло ощущение горя и беспомощности. Что же ей делать, если она так и не отыщет дедушку? Если не считать Оливера, она совершенно одинока, у нее нет никого на всем белом свете. Она беззащитна. Что с ней будет? Серебряная кровь - если это действительно был кто-то из Серебряной крови - уже дважды едва не добралась до нее. Шайлер прикрыла шею рукой, словно защищаясь от былого нападения. Как знать, вернется ли это существо? А если да, то когда? И прекратятся ли убийства, как надеется Комитет, или будут, как подозревает она, продолжаться до тех пор, пока им всем не придет конец?

Шайлер вздрогнула, хотя было тепло, посмотрела на другую сторону канала и увидела, как из одного из домов вышла женщина.

И выглядела эта женщина до ужаса знакомой.

«Этого не может быть!» - подумала Шайлер. Это невозможно! Ее мать сейчас находится в Нью-Йорке, в больничной палате. Она пребывает в коме. Она никак не могла оказаться в Италии. Или все-таки могла? Может, она, Шайлер, чего-то не знает об Аллегре?

И тут женщина, словно бы услышав ее мысли, взглянула прямо в глаза Шайлер.

Это была ее мать. Шайлер уже не сомневалась в этом. Прекрасные белокурые волосы Аллегры, тонкий аристократический нос, ее острые скулы, ее гибкая фигура, ее ярко-зеленые глаза…

- Оливер!… Это… о господи! - воскликнула Шайлер, дернув друга за куртку.

Она лихорадочным жестом указала на другую сторону канала. Оливер обернулся.

- Чего?

- Вот та женщина! Кажется, это… кажется, это моя мать! Вот там! - вымолвила Шайлер, указывая на силуэт, который уже почти исчез в толпе людей, выходящих из Дворца дожей.

- Ты чего, с дуба рухнула? - поинтересовался Оливер, внимательно глядя в ту сторону, куда указала девушка. - Вон та женщина? Ты серьезно? Скай, ты спятила? Твоя мать сейчас в Нью-Йорке, в больнице. И она кататоник, - сердито произнес он.

- Да-да, я понимаю, но… Слушай, вон она показалась! Это она! Ей-богу, она!

Шайлер вскочила.

- Эй, куда тебя несет? - возмутился Оливер. - Что на тебя нашло? Погоди! Скай, сядь! - И он пробормотал себе под нос: - Мы только время зря потратим.

Девушка развернулась к нему и сердито сверкнула глазами.

- Ты вообще-то не обязан идти со мной!

Оливер вздохнул.

- Угу, как же. И ты добралась бы до Венеции сама? Ты дальше Бруклина не продвинулась бы.

Шайлер громко выдохнула, не спуская глаз с белокурой женщины, ей не терпелось покинуть едва ползущую гондолу. Оливер прав: она была у него в долгу за то, что он сопровождал ее в Венецию. И ее раздражала такая зависимость от него. О чем она ему и сообщила.

- Тебе полагается зависеть от меня, - терпеливо объяснил Оливер. - Я - твой проводник и обязан помогать тебе ориентироваться в мире людей. Я только не понимал, что это означает быть твоим турагентом, - но ладно, не проблема.

- Тогда помоги мне! - резко бросила Шайлер. - Мне нужно туда!…

Она вдруг решилась и одним изящным прыжком перемахнула из гондолы на тротуар. Ни один человек не смог бы проделать такой прыжок, поскольку до берега было добрых тридцать футов.

- Шайлер! Погоди! - завопил Оливер, пытаясь не отстать от девушки. - Andiamo! Segua quella ragazza! [1] - выкрикнул он, веля гондольеру следовать за Шайлер, хотя и сомневался, что лодка, приводимая в движение человеком, - подходящий способ гнаться за стремительно движущимся вампиром.

Шайлер ощущала, что зрение ее, как и все чувства, обострилось. Она понимала, что движется быстро - настолько быстро, что казалось, будто все остальные вокруг стоят на месте. И все же женщина двигалась так же стремительно, как и сама Шайлер, если не быстрее. Она перемахивала через узкие каналы, вьющиеся через город, уворачивалась от скоростных катеров и мчалась к другому берегу реки. Но Шайлер неслась за ней по пятам. Они двое превратились в размытое пятно на карте города. Девушка поймала себя на том, что погоня внезапно придала ей бодрости - она словно бы напрягла мышцы, о которых прежде и не подозревала.

В конце концов, когда Шайлер увидела, как женщина перепрыгнула с балкона на малозаметную лестничную площадку, она в отчаянии крикнула:

- Мама!

Но женщина не обернулась и быстро исчезла за дверью ближайшего палаццо.

Шайлер запрыгнула на ту же лестничную площадку, перевела дыхание и тоже вошла в здание, преисполнившись решимости выяснить, кто же на самом деле эта таинственная незнакомка.