"Сергей Снегов. Рожденный под несчастной звездой" - читать интересную книгу автора

так, словно не узнал друга. Рой присел рядом.
- Здравствуй, Шура! Добрался наконец и до древних поэтов? Что тебя не
устраивает в их творениях? Уж не задумал ли ты поупражняться в уничтожении
поэзии? Очередная тщетная попытка восстановить несбывшееся и ввести в
разговорный обиход несказанное? Могу предложить любопытную тему,
касающуюся как раз этого человека, на которого ты так загадочно взираешь.
Сформулируем ее в твоей манере: о пронзительном красноречии и высокой
интеллектуальности любовных признаний Пушкина в связи с его утверждением о
себе: "Но я, любя, был глуп и нем".
Панов улыбнулся. В его улыбке было много печали. Он никогда не
сердился, когда его высмеивали, только огорчался. Впрочем, он быстро
отходил и, захваченный новой идеей, забывал о насмешках. Сдачи он не давал
и зла не помнил, что облегчало иронизирование над его увлечениями. К тому
же он только высказывал, но не навязывал никому свои парадоксальные идеи.
Он сказал задумчиво:
- Ты попал в точку, Рой. Я думал как раз о Пушкине, но только в связи
с другими его стихами. Меня волнует загадка памяти. Нет, не химические
реакции, протекающие в мозгу, а сущность воспоминания, его огромное
психическое воздействие, его способность могущественно влиять на все наши
поступки. Я бы назвал эту тему так: энергетическая мощность воспоминания.
Рой не мог пропустить такой удачный случай поиронизировать:
- Великолепно! Память, измеряемая в киловаттах! Два миллиона
килограммометров воспоминаний повесы о совершенных им изменах! Ты это
имеешь в виду?
Панов тихо засмеялся. Рой умел поиздеваться, зато слушал хорошо. Шура
ценил в друге вдумчивого слушателя и мирился с его иронией. Иногда Рой
давал дельные советы, это тоже было немаловажно. И он по натуре был добр -
шутил, не оскорбляя.
- Как ни странно, именно это. Ты вдумайся: откуда такая власть у
воспоминаний? И время прошло невозвратно, и людей тех нет, и события не
повторяются, а ты все переживаешь заново былую радость и былую горечь. И
порой переживаешь острей, чем в реальности, а главное - многократно.
Событие - одноактно, воспоминание о нем воспроизводится бесконечно.
Рой не мог не признаться, что некоторая здравая идея в рассуждении
Шуры имеется. Он с удивлением отметил про себя, что Панов подошел к
воспоминанию не как к тривиальному факту, а как к довольно запутанной
проблеме. Скорей для уточнения, чем для иронизирования, Рой сказал:
- Воспоминание как консервант и усилитель быстротекущей реальности! Я
правильно формулирую твою мысль?
Шуре показалось, что друг продолжает насмехаться, и он ответил сухо:
- Довольно поверхностно, как всегда, когда остришь. Ты просто не
хочешь понять парадокса: мир воспоминаний благодаря своей бесконечной
воспроизводимости несравненно обширней мира реального. И от этого вся наша
жизнь - диковинная равнодействующая давления бездны воспоминаний о прошлых
событиях и крохотного импульса, исходящего от сиюминутности. А что до силы
памяти - вспомни, как говорил тот же Пушкин о свитке воспоминаний в мозгу:

И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,