"Сергей Снегов. Тридцать два обличья профессора Крена" - читать интересную книгу автора

поиграю земным шаром, потом брошу его себе под ноги. Надеюсь, он далеко не
откатится. И я намерен полюбоваться своими памятниками. Вы имеете
возражения?
- Только одно: сейчас ночь, а земной шар не везде освещен. Вам
придется переночевать в нашей гостинице.
Он грозно нахмурился. Мне кажется, он колебался, не ударить ли меня
ногой.
- Что за тон, профессор? Придется! Это мне, что ли, придется? Поняли
вы наконец, с кем разговариваете?
Теперь я крепко держал себя в руках.
- Простите, я не хотел вас оскорблять. Я очень бы попросил вас
соскочить со стола и пройти за мною...
- Я пойду впереди вас, - сказал он высокомерно. - Показывайте, куда
идти.
Из лаборатории в гостиницу можно попасть по коридору. Гостиница -
небольшая, на полсотни номеров - была роскошна. Обслуживание в ней вели
автоматы: электронные швейцары охраняли здание, электронные горничные
убирали, электронные официанты подавали еду и вина. Она предназначалась
для наших гостей - акционеров, военных экспертов, членов парламента. Но
мне больше некуда было девать мальчишку.
- Ваш номер - первый! - сказал я. - Три личных комнаты, ванная,
гостиная на двадцать человек. Карточка занумерованных вин и блюд на столе,
номер набирайте на клавиатуре.
- Здесь неплохо, - сказал мальчик, задирая голову. - До утра побыть
можно. Этот ковер ручной работы? Не забудьте положить ключ на столик.
- Покойной ночи! - сказал я и поклонился.
Он повернулся ко мне спиной.
Я возвратился в лабораторию и в изнеможении упал в кресло.
Голова моя шла кругом. Я, кажется, заплакал.



*


Потом я сказал себе: слезами горю не поможешь, и заходил по
лаборатории. Мне лучше думается, когда я хожу. В ту ночь я не ходил, а
бегал. За стеной мерно гудел Электронный Создатель, осуществлявший на
холостом ходу самопроверку и регулировку. Это единственная в мире машина,
не нуждающаяся в постороннем наладчике: она сама налаживает и исправляет
себя. В бешенстве я пригрозил Создателю кулаком. Он налаживал себя, чтоб
выдать злую карикатуру, исправлял для искажения. Все его миллионы киловатт
работали на беспардонное, бесцеремонное вранье! Я топал ногами, обзывал
его последними словами. Утомившись, я прилег на диван. Мне было до того
плохо, что пришлось принимать лекарство.
- Ладно, - сказал я себе, глотая пилюли. - Ты откричался, пора и
порассуждать. Он, конечно, исказил тебя. Но почему? Неверная запись
генетической формулы или неправильная материализация формулы в зародыше? А
может, что-нибудь третье?
Нет, третьего быть не могло. В реакторных чанах человеческий зародыш