"Сергей Снегов. Умершие живут" - читать интересную книгу автора

супа. И они не восстановят потерянных надежд на устройство семьи!
- Что ты каркаешь? Какие потерянные надежды?
- Я так хотела вашего счастья, я так любила Мари!..
- Элоиза, твои слезы разрывают мне сердце! Вытри глаза! Ты сказала
что-то странное о Мари, я не понял.
- Она недавно приходила, ваша Мари. И она сказала, что по настоянию
родителей и по решению своего сердца освобождает вас от вашего обещания...
Она раздумала связывать свою жизнь с вашей... Что с вами, господин Ферма?
- Ты что-то спросила, Элоиза? Нет, я...
- Что вы собираетесь делать?
- А что я могу?.. Если вдуматься... Правда, я люблю ее... Но еще не
было на свете женщин, которые довольствовались бы одной любовью!
- Много вы знаете о женщинах! Вы свою арифметику знаете, а не женщин.
Слушайте меня, господин Ферма. Мари от нас ушла к вечерне. Вечерня
кончается через час. Идите к собору, объяснитесь с ней. Дайте обещание
зажить по-иному. Она любит вас, поверьте старухе!
- Это, пожалуй... Пообещать с завтрашнего дня зажить по-другому!..
Элоиза, ты возвращаешь меня к жизни! Так ты говоришь, вечерня кончается
через час?
- Ровно через час, не опоздайте! А я пойду упрашивать господина Пежо
раскошелиться на один из ваших шкафов.
Вещи пришли в движение, они перемещались - хозяин комнаты метался из
угла в угол. Постепенно вещи стали замирать, а на экране, пока еще
туманные, проступали математические знаки.
Теперь весь экран занимала книга, тот фолиант, что лежал на столе.
Ферма перелистывал пергаментные страницы, потом схватил перо и пододвинул
бумагу. Знаки и числа теснились друг к другу. Ферма заносил на бумагу
вычисление, неотступно стоявшее в его мозгу. Только раз он отвлекся и,
посмотрев на стенные часы, сказал:
- Я что-то должен был сделать? Ладно, придет Элоиза...
А затем, доведя вычисление до конца, он снова обратился к фолианту и
торопливо, брызгая чернилами, стал писать на его полях. Это было уже не
вычисление, а излияние. Ферма перекликался с великим математиком
древности, умершим за полторы тысячи лет до него. Ферма сообщал ему и миру
о событиях сегодняшнего дня.
"Я нашел поистине удивительное доказательство этой теоремы, -
записывал он и читал вслух свои записи, - но поля Диофанта слишком малы, и
оно не уместится на них..."
Он взял листочек с вычислением, минуту любовался им - весь экран
закрыли знаки, буквы и числа - и, свернув листочек, вложил его между
страницами Диофанта. На экране появилось его лицо. Ферма подошел к
зеркалу. В зеркале засияли огромные, чуть выпуклые, очень добрые глаза,
они смеялись, все лицо смеялось.
- Ты счастливый человек, Пьер! - торжественно сказал Ферма. - Какой
день! Нет, какой благословенный день! Я скажу тебе по чести, Пьер: вся
прожитая тобой жизнь не стоит одного этого необыкновенного, этого
восхитительного дня! Говорю тебе, истинно говорю тебе - нет сегодня
счастливей тебя в целом мире!
Радость так и лучилась из Ферма, и потомки, через восемьсот пятьдесят
лет ставшие свидетелями его торжества, радовались вместе с ним. А потом