"Сергей Снегов. Язык, который ненавидит " - читать интересную книгу автора

принести больше пользы, чем мертвые. Я часто размышлял, что получилось бы из
этого парня, внуши ему с детства расовую теорию: курносый и мелкозубый, он,
конечно, не смог бы быть причислен к нордической породе, но зато у него была
ослепительно белая кожа - очень существенное преимущество перед остальными
четырьмя пятыми человечества. Еще чаще я думал о том, какой бы из него
вышел, при его изобретательности и увлеченности, незаурядный инженер или
мастер, родись он не в тот год, когда родился.
Обязанности его были несложны - совместно с другими охранниками принять
нас на вахте во время утреннего развода, провести километра два по тундре и
сдать на заводской вахте, откуда мы - уже своим ходом - разбредались по
производственным объектам. Но в эту оскорбительную простоту движения колонны
он вдохновенно вносил захватывающие сценические эффекты.
Пересчитав нас, он отбегал в сторону, щелкал затвором винтовки и
объявлял:
- Колонна, равняйсь! Смотреть в затылок переднему. Шаг вправо, шаг
влево - пеняй на себя! Охрана стреляет без предупреждения! Шагом марш!
Не проходили мы и ста метров, как он вопил:
- Передний, приставить ногу! Он обходил замершие ряды, вглядывался
пылающим взором в наши потупленные лица, потом тыкал винтовкой в
какого-нибудь старичка, согнутого годами и несчастьями, и орал:
- Тебя команда не касается, шпион? Выше голову, гад! Держать равнение,
шизоики!
"Шизоики" в данном случае означало только "карцерники", обитатели
ШИЗО - штрафного изолятора. Старичок испуганно вздергивал плечи, и колонна
двигалась дальше. А спустя минуту Андрею казалось, что кто-то злостно идет
не в ногу. На этот раз он разряжался речью, грозя нам всеми земными карами.
Такие остановки происходили раза четыре или пять, пока мы добирались до
заводской вахты. Не было случая, чтобы два километра пути мы преодолели
меньше чем за полтора часа.
В дни, когда лил дождь, Андрей особенно изощрялся. Он вел нас медленно,
останавливал чаще, говорил дольше и не сдавал на вахту, пока мы не промокали
насквозь. Зато после дождя он гнал нас, как овец в загон. Мы скакали,
проваливались в лужи, падали, хрипели, обливались потом. Он не щадил себя,
чтобы не пощадить нас. И не дай бог кому-нибудь из колонны запротестовать!
Мы, "пятьдесят восьмая", конечно, не протестовали. Подавленные обрушенными
на наши головы обвинениями, мы терпели любое измывательство. Мы входили в
положение Андрея - он-то ведь не знал, что реально мы все невинны, вот он и
старается, а как же иначе? Он не был бы идейным человеком, если бы выказал к
нам любовь. Но уголовники не были обучены идеологически выдержанному
смирению. То один, то другой яростно ругался из рядов. Андрей только этого и
ждал.
- Кто нарушает порядок? - гремел он. - Выходи в сторону, диверсант!
Никто, разумеется, не выходил. Двухтысячная колонна стояла в каменном
оцепенении. Андрей щелкал затвором.
- Выходи! - бушевал он. - Выходи, пока не хуже!
Колонна не шевелилась. Тогда Андрей подавал новую команду:
- Становись на колени!
По колонне пробегала судорога. Андрей, дав в воздух предупредительный
выстрел, наставлял винтовку на первые ряды:
- Передний, ну! Сполняй команду!