"Сергей Снегов. Язык, который ненавидит " - читать интересную книгу автора

правда, того, что предлагала она тебе, ему хватало, он не жадничал. Но было,
значит, и нечто, потери чего он не мог ни стерпеть, ни пережить. Честно
скажи, честно - ты заплатил бы за это такую страшную цену?"
Я кинулся к Сеньке. Он лежал спиной вверх, кровь широкой простыней
покрыла вокруг него землю. Я звал его, пытаясь поднять за плечи. Он не
отвечал - его не было.
Потом я обернулся к Стеше. Бледная, раскинув руки, она лежала рядом.
Платье ее было изорвано, на полных, красивых и в смерти ногах, причудливо
змеясь, уходили вверх две надписи: "Жизнь отдам за горячую..." и "Нет в
жизни счастья!" Что же, не напрасно она всматривалась так часто в эту
формулу своей души, все осуществилось: и не было в ее жизни счастья, и
отдала она жизнь за попытку его найти.

Гнусное предложение

Седовласая Анна Ильинична Ракицкая, обаятельная дама среднего возраста,
инженер нашей лаборатории, рассказала нам как-то в плохую погоду, когда мы,
после ухода вольнонаемных, собрались в кружок возле батареи центрального
отопления, какое трудное испытание выпало ей на долю в первую полярную зиму
и как она с честью из него выпуталась.
В одну из страшных декабрьских пург тридцать девятого года уголовники
сделали ей гнусное предложение и, когда она с негодованием отказалась,
пытались применить силу. Она схватилась за лом, от нее отступились. Ей
пришлось простоять около шести часов на кромешном ветру, но с той поры ни
один уголовник даже близко не подходил к ней.
Умная и ласковая Анна Ильинична легко управлялась с карандашом и
бумагой, паяльником же могла вязать узоры в самом сложном из автоматических
регуляторов. Мы любили ее за отзывчивость и добрый характер. Но знали, что
она неспособна отбиться и от лезущей на руки кошки, и сгибается даже от
тяжести половой щетки, особенно, если берет ее ручкой вниз, что при ее
рассеянности случалось не редко. Нас, разумеется, заинтересовало, откуда у
нее взялись силы на лом и как она нагнала страху на уголовников. Она
рассказывала долго и красочно. Я передам ее рассказ по-своему - короче и
суше.
В те дни она жила в Нагорном лаготделении, где женщин было больше, чем
мужчин: и женщины почти все сидели за воровство и проституцию. Умственный
кругозор и жизненные интересы этих женщин соответствовали их профессии. Как
это иногда бывает, они уважали Анну Ильиничну уже за одно то, что она не
походила на них. Ее считали дурой и жалели, она не годилась для
самостоятельной жизни. Ее можно было оставить с мужчиной на любое время, она
и в этом случае не выжала бы из него ни денег, ни еды, даже на пайку хлеба,
обычный первый дар поклонника, не покусилась бы.
- Ты неспособная, Анночка, - говорила ей соседка по нарам, знаменитая
Инга Вишневская. - Собой ты вроде ничего, а ни к чему. Пустая внешность без
назначения. Плакать хочется, для кого живешь? Другому - не хочешь, себе не
надо...
В философствование Инга ударялась, когда бывала пьяна. В трезвом
состоянии красавица Инга не рассуждала, а материлась. Когда ей кто не
нравился, она говорила: "Уйди, а то шарарахну!", и ввинчивалась в такой
загиб, что испытанные рецидивистки отшатывались в испуге.