"Сергей Снегов. Язык, который ненавидит " - читать интересную книгу автора

спуску, понимаешь? Комендатуре дал указание: вылавливать все парочки,
которые в рабочее время, ясно?
Он встал и запахнул шинель.
- Пусть коменданты не свирепствуют, - осторожно заметил Балкин. Упадут
снова производственные показатели, вас тоже по волосам не погладят.
Брычников ответил, не глядя на Балкина:
- Было у нас в зоне пять комендантов. Ну, мы помозговали, четырех
временно перекинули в другие зоны. Боюсь, не справится один, как по-твоему?
- Вот так и совершилась производственная революция на самом отстающем
участке Рудостроя, - закончил свой рассказ Балкин. - И как многие великие
революции в истории, она вышла за свои законные пределы, перемахнула свои
достижимые цели. Мы слишком уж перевыполнили производственные нормы, к нам
кинулись перенимать опыт. И обнаружили, каким способом мы рвем
производственные рекорды. И придушили нашу замечательную инициативу, как не
раз в истории душили великие начинания.
- Как это отразилось на вас? - спросил я.
- Никак не отразилось - ведь из списка на досрочное освобождение не
вычеркнули. А Брычникову не везло. На него уже давно сыпались жалобы, стали
разбираться. С работы его сняли, не знаю, где он сейчас. Парень он, в общем,
неплохой - такой же бандит, как и те, над которыми начальствовал.
Я уже писал, что после двух-трех месяцев житья у Виктора переехал в
гостиницу. И, кажется, уже не встречался с Балкиным. В конце навигации 1945
года он выехал на "материк", больше я о нем не слышал. Совершенную им
революцию в методах повышения производительности труда погубил ее слишком
большой успех. О'Генри назвал один из своих рассказов: "Трест, который
взорвал себя" - название вполне подходит и к производственным достижениям
замечательного строителя Бориса Балкина.
Виктор Лунев вскоре тоже уехал из Норильска. Раз уж я заговорил о нем,
скажу, что судьба в дальнейшем ему не улыбалась. Когда он появился в
Норильске, мы все - кто втайне, кто открыто - завидовали ему. Он был из
счастливчиков - получил всего пять лет, навесили легчайший десятый пункт
пятьдесят восьмой статьи: болтовня, анекдотики. И вышел на волю в сорок
третьем, война переломилась в победу - и в лагере, и в обществе наметилось
что-то вроде посвежения. Даже причина, по которой ему пришлось покинуть
Север, не казалась очень уж зловещей: заныли легкие, надо было сменить
климат, получил на отъезд письменные благодарности и добрые пожелания. А
после войны в стране задули опять холодные ветры. Бывших заключенных только
"пятьдесят восьмую", естественно, - массами возвращали в тюрьмы. Правда,
особенно не усердствовали, давали новый срок, если легко к тому подбирались
поводы, а если поводов быстро не находилось, выпускали в беспаспортное
ссыльное бытие. Мы в Норильске в этом смысле оказались в привилегированных
условиях, нас не сажали вновь в тюрьму, а просто вызывали в комендатуру,
отбирали паспорта и, оставляя на прежних должностях, объявляли бессрочную,
на всю остальную жизнь ссылку. Делались такие поблажки в интересах
Норильской промышленности, все же среди примерно шестидесяти тысяч вольных
жителей поселка в те годы тысяч пятьдесят составляли бывшие заключенные, а
добрая четверть их - наша "пятьдесят восьмая". Мы называли милостивое
обращение с нами печально-веселой формулой: "Отрыв от свободы без отрыва от
производства".
Виктору Евгеньевичу Луневу счастье "отрыва от свободы без отрыва от