"Сергей Снегов. Формула человека ("Люди и призраки" #2)" - читать интересную книгу автора

может пока лишь господь. Я верю в высшую силу и благоговейно поручаю ей то,
чего сам не могу. Шеф, конечно, не Бог. Но он ближе всех приблизился к
божественности. И хоть сам он эмпирическим, так сказать, старанием не сумел
бы произвести человека (он не был женат и не интересовался женщинами), но
зато он первый после господа разработал математический проект человека.
Я снова отвлекся. В восемь часов вечера шестого апреля 1975 года я
держал в руках совершенную теорию живых автоматов. Отныне не только
синтезированные мыши, но и кошки, волки, собаки, слоны, все известные
животные, все неизвестные биологические формы, лишь бы они были
математически непротиворечивы, стали осуществимыми. О человеке я тогда не
думал. Искусственный человек - это было слишком для меня.
Но для могучего разума Шефа проблема людей-автоматов уже и в тот миг не
таила в себе ничего сверхъестественного и аморального. Для него не
существовало этики - лишь математика.
- В ближайшее время я займусь этой задачкой, - сказал он. - Вывести
n-степенную матрицу зачатия и дополнить ее дифференциальным уравнением
внутриутробного развития - заманчиво, а, Ричард? - грохотал он.
А потом, поостыв, он добавил:
- Синтетические люди будут выше нынешних продуктов кустарной
супружеской деятельности. Человек нашего времени меня разочаровывает. Каждый
преследует свои особые цели в жизни. Мне это надоело.
Я осмелился возразить:
- Но, Шеф, не в вашей власти... Он оборвал меня:
- Я знаю, что власти у меня меньше, чем желания власти. Ах, что бы я
сделал, если бы мои руки легли на государственный руль! Я осуществил бы
наконец розовую мечту моего детства. А также голубую - юности...
Я любовался Шефом. Он был мужествен и красив - почти два метра ростом,
почти центнер весом, почти с четырехугольным лицом, жесткими черными усиками
мощным ртом, мощным носом, массивным лбом, узкими и сверкающими, как лезвие
ножа, глазами. Он врезался, а не вглядывался, пронзал, а не кидал взгляд -
таковы были его глаза! Я никогда не понимал, почему женщины отшатываются от
Шефа. На их месте я влюблялся бы в него без памяти. В мире не существовало
человека столь достойного поклонения. Но женщины чураются гениальности. Так
я думал тогда, ибо не знал еще истинной природы Шефа.
- Вы не говорили, что ваши мечты окрашены в разные цвета, Шеф, - сказал
я.
- Вы кретин, Ричард, - великодушно разъяснил Шеф. - Бесцветных
мечтаний, как и бесцветных дней, не существует. Или вы не знаете, что цветов
в спектре столько же, сколько дней в неделе? Только круглый идиот не видит,
что понедельник красный, среда желтая, а суббота синяя. Я классифицирую
мысли по окраске. По вторникам я размышляю оранжевыми мыслями, для
воскресенья же лучше фиолетовые - ярко-лиловые на рассвете, а к вечеру
густо-псовые... я хотел сказать - густофиолетовые. Ход моих изысканий
сверкает радугой. Главная моя сила - в многоцветности мыслей, а вовсе не в
их многообразном содержании, как наивно полагают иные...
Я выразил удивление. Шеф с увлечением продолжал:
- Я вам открою одну тайну. Мои мысли пахнут. От теорем веет рокфором,
гипотезы отдают селедкой, жаренной на машинном масле, выводы из посылок
дышат чесноком. Мой мозг, работая, излучает благовония весеннего луга и
хорошо унавоженного огорода. По волне моих ароматов легко распознать, о чем