"Лемони Сникет. Изуверский интернат ("Тридцать три несчастья" #5) " - читать интересную книгу автора

Глава третья

Выражение "делать из мухи слона" попросту значит преувеличивать
что-либо, когда оно вовсе не заслуживает преувеличенного внимания. Легко
понять, откуда взялось это выражение. Муха - маленькая, ее можно не
заметить, если только она не будет к вам приставать. Чего нельзя сказать о
слоне. Он не будет к вам приставать, если оставить его в покое, но не
заметить его невозможно, и он в самом деле заслуживает большого внимания. Он
очень высокий, и если на него залезть, то можно свалиться, а если его
разозлить, то он может напасть и покалечить или даже убить множество людей.
И если кто-то делает из мухи слона, он притворяется, будто столкнулся с
чем-то таким же опасным, как разъяренный слон, когда на самом деле его
просто пощекотала муха.
Когда бодлеровские сироты добрались до лачуги, где им предстояло жить,
они сразу увидели, что завуч Ниро вовсе не делал из мухи слона, когда назвал
лачугу мрачным местом. И он никоим образом не делал из слона муху. Лачуга и
вправду, как он говорил, оказалась маленькой и была сделана из жести, и там
действительно не было ни гостиной, ни комнаты для игр, ни библиотеки. Там и
в самом деле было три кипы прессованного сена вместо кроватей и абсолютно
никаких свежих фруктов. Но завуч Ниро опустил кое-какие детали, и именно эти
детали делали лачугу еще хуже. Первое, что заметили Бодлеры, были мелкие
крабы, каждый величиной с коробок спичек. Хижина буквально кишела ими, они
бегали по дощатому полу, щелкая в воздухе своими маленькими клешнями. Дети
зашли внутрь, уныло уселись на сено и с огорчением увидели, что крабы тут же
принялись отстаивать свои территориальные права, то есть в данном случае
"очень расстроились, застав детей в своем жилье". Крабы столпились вокруг
Бодлеров и угрожающе защелкали клешнями. К счастью, с меткостью у крабов
обстояло неважно, а также, к счастью, маленькие клешни могли разве что
сильно ущипнуть, не более того. Однако несмотря на их относительную
безвредность, крабы не способствовали уюту в лачуге.
Усевшись на сено, дети подобрали под себя ноги, чтобы избежать
щелкающих клешней, и посмотрели вверх, и тут они увидели еще одну деталь,
которую не счел нужным упомянуть Ниро. На потолке росла какая-то плесень в
виде светло-коричневой и мокрой шишки. Каждые несколько секунд сверху капала
влага, издавая "плюх", так что детям приходилось увертываться. Как и мелкие
крабы, плюхающий нарост был, видимо, довольно безвреден, но так же, как и
крабы, делал лачугу еще неуютнее.
И наконец, сидя на кипе сена с поджатыми ногами и увертываясь от
падающих капель, дети увидели еще одну безвредную, но отталкивающую деталь,
которая делала лачугу даже хуже, чем они заключили из слов Ниро, а именно -
окраска жестяных стен. Все стены были ядовито-зелеными, с рисунком из
крошечных розовых сердечек, как будто лачуга - открыт-ка на Валентинов день,
а не жилое помещение. Бодлеры решили, что уж лучше смотреть на кипы сена,
или на мелких крабов на полу, или даже на светло-коричневую плесень на
потолке, чем на безобразные стены.
В общем и целом лачуга не годилась даже под хранилище банановой кожуры,
что уж говорить о домашнем приюте для троих невзрослых детей. Признаюсь,
если бы мне сказали, что отныне это мой дом, я бы, наверное, бросился на
кипу сена и закатил истерику. Но Бодлеры давным-давно усвоили: как ни весело