"Лемони Сникет. Кошмарная Клиника ("Тридцать три несчастья" #8)" - читать интересную книгу автора

все выглядело совсем иначе.
Старшая из Бодлеров лежала на катал-ка, то есть металлической койке на
колесах. На таких в больницах возят больных. Эта каталка была такая же
ржавая, как нож, который Клаус держал в руке; простыни были рваные и в
пятнах. Олафовские сообщники положили Вайолет на каталку в каком-то грязном
белом халате и связали ей ноги. Волосами закрыли ей лицо, чтобы никто не
узнал ее по фотографии в "Дейли пунктилио", руки свисали с каталки вниз, а
одна почти касалась пола. Ли-цо было бледное, такое же бледное и лишенное
выражения, как поверхность Луны, рот слегка приоткрыт, а на лице застыла
бессмысленная гримаса, как будто ей снилось, что ее укололи булавкой.
Казалось, что Вайолет упала на каталку с большой высоты, и, если бы не
медленное и ровное дыхание, тихонько приподнимавшее грудь, можно было бы
подумать, что она не перенесла этого падения. Клаус и Солнышко в ужасе молча
смотрели на нее, стараясь не заплакать при виде беспомощной сестры.
- Хорошенькая, - проговорил крюкастый, - даром что без сознания.
- И не глупа, - подхватил лысый. - Хотя ум мало чем поможет, когда ей
оттяпают ее умную головку.
- Давайте поскорей в операционную, - спохватился крюкастый, толкая
каталку к дверям, - Маттатиас говорил, наркоз действует недолго, так что
пора начинать краниоэктомию.
- А я не против, если бы она очнулась посреди операции, - хихикнул
лысый. - Правда, тогда весь план провалится. Вы, девушки, беритесь за тот
конец, где голова. Мне неохота глядеть на ее хмурую физиономию.
- Нож не забудьте, - напомнил крюкастый. - Доктор Флакутоно и я будем
руководить, а операцию будете делать вы.
Дети молча кивнули - они боялись, что голос выдаст их, боялись, что
пособники Олафа заметят их тревогу и что-то заподозрят. Не проронив ни
звука, они заняли свои места у каталки, где неподвижно лежала их сестра.
Младшим Бодлерам хотелось легонько потрясти ее за плечи, или шепнуть ей
что-нибудь на ухо, или даже убрать ей волосы с глаз - сделать что угодно,
лишь бы помочь сестре, лежавшей без сознания. Но дети знали: любой ласковый
жест выдаст их, и поэтому они просто шли рядом с каталкой по коридорам
Хирургического Отделения, неся нож, а двое олафовских пособников шагали
впереди. Клаус и Солнышко не спускали глаз с сестры в ожидании хоть
какого-нибудь признака того, что наркоз кончается. Но лицо Вайолет
оставалось неподвижным, застывшим, как лист бумаги, на котором я печатаю
сейчас эту повесть.
Хотя младшие Бодлеры больше думали об ее изобретательских способностях
и даре общения, чем о ее наружности, они не могли не заметить, что (как
правильно сказал крюкастый) Вайолет действительно хорошенькая. И если бы
аккуратно расчесать ей волосы, а не спутать их, и одеть в элегантное и
красивое платье, а не в грязный халат, она и в самом деле выглядела бы как
иллюстрация к "Спящей Красавице". Однако себя-то двое младших Бодлеров
никоим образом не чувствовали персонажами волшебной сказки. Их несчастья
начались не со слов "жили-были", а с ужасающего пожара, уничтожившего их
дом, и сейчас, следуя за олафовскими приспешниками к металлической
квадратной двери в конце коридора, Клаус и Солнышко опасались, что конец
жизни у них тоже будет не такой, как в сказке. Дощечка на двери гласила
"Операционный театр", и, когда крюкастый открыл дверь своей искривленной
перчаткой, двое детей и представить не могли, чтобы история их закончилась