"Чарльз Сноу. Наставники" - читать интересную книгу автора

утром, что он тоже решил поддерживать Джего. Таким образом, у нас уже
создалось неплохое ядро будущей партии.
И до чего же искусно он этого добился, подумал я. Он никому не
навязывал кандидатуры Джего. Даже Кристл поначалу колебался, но Браун
исподволь перетянул его на свою сторону. Он не торопил ни Кристла, ни
меня, ни Найтингейла, он беседовал с нами спокойно и убедительно, порой
красочно и высокопарно, а порой совершенно бесцветно, терпеливо дожидаясь,
когда определятся наши симпатии и антипатии. Лишь при явной необходимости
вставлял он в наши собственные рассуждения несколько слов, чтобы резче
оттенить наши склонности и пристрастья. Он ни разу не показал нам, что
твердо решил провести Джего в ректоры. Ни разу не погорячился, не сбился с
беспристрастного тона. А ведь ему стало очевидно, что он всеми силами
будет добиваться избрания Джего, как только в колледже узнали о
смертельной болезни Ройса.
Почему же он был так тверд в своем решении? Отчасти по расчету, отчасти
из-за резкой неприязни к Кроуфорду, отчасти по влечению сердца - все эти
причины органически сплавились у него воедино.
И все же главную роль тут сыграла сердечная, на грани восхищения и
дружеской любви, привязанность Брауна к Джего - а его привязанности, как я
успел заметить, всегда оказывались глубокими и устойчивыми. Он решил
провести Джего в ректоры и, подобно всякому прирожденному политику, пустил
в ход свое расчетливое мастерство - однако привязанность-то его была
искренней и совершенно бескорыстной. Джего частенько шел на поводу у своих
чувств, его чрезмерная, на взгляд Брауна, горячность отдавала
вульгарностью и дурным вкусом, он не умел "примирять эмоции с рассудком",
а уж разумная и солидная благопристойность, которой руководствовался в
своем поведении Браун, была ему просто недоступна. И все же Браун любил
его. Больше того - в глубине души он не только симпатизировал, но как бы
почти завидовал неумению Джего сдерживать свои порывы. Быть может, ради
нынешней своей уравновешенности он слишком многим когда-то поступился?
Быть может, ему казалось, что он стал бездушным сухарем? Потому что он
вовсе не всегда был рассудительным Дядюшкой Артуром. Глядя на этого
дородного, постоянно всем довольного и уверенного в себе человека, люди
думали, что ему просто неведомы те житейские бури, которые выпадают на их
долю. И жестоко заблуждались. Он прошел через искус бурных страстей,
ломающих привычную жизнь, его не миновали и любовные бури - именно поэтому
он и был сейчас неуязвим. Он научился скрывать свои чувства, научился
подавлять их и подчинять рассудку, чтобы не разрушить свою социальную
будущность и счастье своей семьи. По он был слишком искренен, слишком
скромен, слишком практичен, наконец, чтобы забыть пережитое. "Дядюшка
Артур любит причудников", - сказал мне Рой Калверт, тот самый Рой Калверт,
которому Браун не раз помогал выпутаться из беды, когда тот совершал
очередное безрассудство. В сорок пять лет солидный, доброжелательный,
мудрый и осторожный Дядюшка Артур, человек, безусловно, твердых убеждений
- "ни сучка ни задоринки", - все еще любил причудников, потому что помнил,
какие странные и причудливые желания в свое время испытывал сам.
- ...У нас сложилось неплохое ядро будущей партии, - проговорил Браун.
- Я склоняюсь к мысли, что настало время спросить у Джего, разрешит ли он
нам выставить его кандидатуру.
- А не рано ли? - с тревожной серьезностью спросил Рой.