"Леонид Сергеевич Соболев. Зеленый луч (про войну)" - читать интересную книгу автора

стрельбы, ни взрыва, а шестерка не вернулась.
Конечно, бывало и так, что в свежую погоду шлюпку при высадке разбивало
о камни или выкидывало на берег. Тогда ее топили у берега, и гребцы уходили
в тыл врага вместе с теми, кого привезли, не имея возможности сообщить об
этом на катер, ибо всякий сигнал мог погубить дело. Но в ту ночь, когда
старший лейтенант Сомов потерял шестерку, море было спокойно.
Так или иначе, шлюпка к катеру не вернулась, и было совершенно
неизвестно, что стало с ней и с людьми: сообщить о себе по радио группа по
условиям задания не могла, а ждать, пока кто-либо из нее проберется через
фронт и расскажет, что случилось с шестеркой, было нельзя. Между тем через
неделю обстановка потребовала высадить там же еще одну группу разведчиков с
другим важным заданием. И так как прямых признаков невозможности операции не
было, лейтенанту Решетникову было приказано попытаться сделать это, более
того - произвести обратную посадку разведчиков на катер.
Если бы было возможно, лейтенант предпочел бы пойти на шестерке сам:
как известно, много легче разобраться на месте самому, чем объяснять другим,
что делать в том или ином случае. Но оставить катер он, конечно, не мог, и
ему пришлось лишь поручить это дело тем, кому он верил, как самому себе. Из
охотников, вызвавшихся гребцами на шестерку, он выбрал боцмана Хазова и
рулевого Артюшина. Артюшин отличался крепкими мышцами и греб за троих, кроме
того, был парнем смелым и сообразительным. Боцман же еще до вступления
лейтенанта Решетникова в командование катером спас однажды шлюпку и людей в
таком же подозрительном случае. Тогда было предположение, что немцы готовят
встречу, и Хазов, остерегаясь неприятностей, стал подводить шлюпку к берегу
не носом, а кормой, чтобы в случае чего отскочить в море. Так оно и вышло,
Шестерка уже коснулась кормой песка, когда между ногами боцмана, ударив его
по коленке, упала шипящая граната. Он тотчас схватил ее за длинную
деревянную ручку и, не вставая, с силой перекинул через голову обратно на
берег. Она взорвалась там; вслед за ней в кусты полетели гранаты
разведчиков, Хазов крикнул: "Навались!" - и шлюпка помчалась обратно к
катеру под стук автомата, которым боцман поливал негостеприимные кусты.
Судя по неодобрительному виду, с каким Решетников разглядывал шестерку,
она продолжала занимать его мысли. Один раз он брал уже с собой в операцию
такую большую шлюпку, и с ней пришлось порядком повозиться. Вести ее на
буксире было нельзя: тяжелая и пузатая, она заставила бы катер тащиться на
малых оборотах (на большом ходу буксир рвался). Поэтому поминая ее
несуществующих родственников шестерку взбодрили на палубу, поставив на
стеллажи глубинных бомб - единственное место, где она кое-как, криво и косо,
поместилась. Спускать же ее отсюда ночью, под носом у врагов, оказалось
занятием хлопотливым: с высоких стеллажей она сползла под слишком большим
углом, вернее, воткнулась в море, как ложка в борщ, и корма, не в силах
свободно всплыть, зачерпнула так, что воду пришлось отливать ведром добрых
полчаса, чем в непосредственной близости от захваченного противником берега
заниматься было вовсе не интересно Но тогда катер доставлял партизан в
другое, сравнительно спокойное место, а нынче...
Некоторое время лейтенант Решетников, поджимая губы, посматривал на
шестерку. Потом с той быстротой движений, которая, очевидно, была
свойственна его на туре, вытащил из кармана свисток, дважды коротко
свистнул, после чего принял прежнюю позу с видом человека, который твердо
знает, что приглашения повторять не придется.