"Леонид Сергеевич Соболев. Рассказы капитана 2-го ранга В.Л.Кирдяги" - читать интересную книгу автора

беречь.
Все, что в лодке могло издавать шум, было остановлено, и когда на
электрической плитке урчал, закипая, чайник, командир и на него посматривал
с укоризной: нас могли обнаружить чуткие уши гидрофонов. Распорядок дня был
в корне изменен: из работ и занятий были выбраны лишь те, кои отличались
бесшумностью и минимумом телодвижений, и львиная доля суток была отведена на
сон, так как, когда подводник спит, он потребляет меньше кислорода и
выделяет меньше углекислоты. А в нашем положении для уничтожения ее
приходилось обязательно дожидаться прохода над головой какого-либо корабля,
чтобы под шум его винтов безбоязненно включить приборы регенерации воздуха.
Освещение было безжалостно сокращено - берегли энергию аккумуляторов. Формой
одежды со временем пришлось объявить перманентный ноль - одни трусы, ибо в
лодке стало препорядочно жарко.
Вот в этой обстановке и возникла особая форма "Тысячи и одной ночи",
причем нагрузку Шехеразады добровольно взял на себя Василий Лукич Кирдяга.
Как-то само собой случилось, что однажды в неопределенное время суток
(которое наверху могло быть и рассветом, и сумерками, и жарким полднем) в
кормовом отсеке раздался взрыв. И хотя он никак не угрожал целости корпуса
лодки, ибо это был просто взрыв хохота, командир лодки поспешил к месту
происшествия, чтобы строгим внушением прекратить этот демаскирующий шум. Но
к моменту своего прихода в кормовой отсек он снова застал там полную тишину
и увидел, что подводники, усевшись на койках по пяти человек в ряд, слушают
Василия Лукича, рассказывающего очередной суффикс.
Слово "суффикс" имело на лодке разнообразное и глубокое значение. Слово
это перекочевало на лодку с общеобразовательных курсов, где тайны родного
языка преподавала краснофлотцам сама жена командира. Когда столкнулись с
этим термином, решительно у всех учеников заело в понимании странной силы
двух-трех букв. Суффикс стал предметом горячих вечерних споров, и многие
признавались, что значительно легче понять процесс зарядки аккумуляторов или
причину потопления торпеды, чем разобраться в этих суффиксах, которые
переворачивают весь смысл слова и которые надо вдобавок уметь находить
где-то в самой корме слова, между корнем и окончанием. Теоретическое
исследование всем понятного и родного языка надолго застопорилось, причиняя
одинаковые мученья ученикам и преподавательнице, которой дома по вечерам
командир строго ставил на вид недостаточную четкость ее определений и
неуменье разъяснить показом.
Поэтому понятно, что суффиксом стали называться на лодке различные
таинственные неполадки в механизмах, требующие для своей расшифровки
значительного напряжения мысли, а также и затруднительные эпизоды личной
жизни. Суффикс мог случиться и в дизеле, и в антенне, и в торпедном
аппарате, и в котле у кока, и при погружении, и во взаимоотношениях со
старшиной, с портом, а также с женой или иной подругой жизни.
Василий Лукич был фигурой в своем роде замечательной. Бывший балтийский
матрос, которого гражданская война сделала комиссаром, он проплавал на всех
возможных типах кораблей, а на склоне лет окончил параллельные классы и
перешел в командный состав. Теперь он был капитаном второго ранга и славился
как самый зоркий и придирчивый член комиссии по приемке от заводов новых
кораблей. Еще в те годы, когда мы вместе служили на линкоре - где он был
помощником комиссара, а я старшим штурманом, - он уже был известен как
неутомимый рассказчик, и мы подолгу засиживались в кают-компании, если