"Леонид Сергеевич Соболев. Своевременно или несколько позже" - читать интересную книгу автора

часы Кремлевской башни. А через открытый люк доносились тяжкие удары волн и
свист ветра. Мокрый и обледеневший капитан-лейтенант выждал последний удар
часов и потом сказал в переговорную трубу:
- Второй боевой смене заступить! С Новым годом, товарищи краснофлотцы,
командиры и политработники, с новыми боями за Родину!
Он помолчал и потом добавил:
- Объявляю приказ по лодке: ввиду особых условий перенести встречу
Нового года с ноля на девять ноль-ноль первого января. Части снабжения
обеспечить нормальную встречу, личному составу побриться.
Он потрогал подбородок, подумал, но снова поднялся на мостик, в мокрый
и морозный мрак. Там он вынул свисток из переговорной трубы, приложил ухо к
ее холодному зеву и, вздрагивая от ледяных брызг, долго слушал, как в лодке
победно и могуче звучит "Интернационал".
Мутная мгла рассвета отделила наконец воду от неба. Оно проявилось
нежно светлеющей на востоке полосой, и скоро серые тусклые волны обозначили
свои горбы и провалы. Вода показалась еще холоднее и ветер - пронзительнее.
Не раз сменялись на мостике сигнальщики, не раз выходил помощник подсменить
командира, и наконец капитан-лейтенант скомандовал: "К погружению!"
К этому времени Сухов сбил из сгущенных сливок некоторое подобие крема.
И едва лодка, покачавшись последними замирающими размахами, твердо
установилась на спокойном подводном курсе, он зарядил упрямую кастрюлю
мандаринами и принялся за "скульптуру". На выпеченном за ночь торте
появилась маленькая подлодка из крема - точная копия родной "щуки" - и
новогодняя надпись. И когда озабоченный помощник командира, пахнущий
одеколоном, в чистом воротничке, заглянул в камбуз - у Сухова было все
готово.
В носовом отсеке тесно, но уютно накрыли стол, и помощник пошел будить
капитан-лейтенанта, прилегшего на часок отдохнуть. Тогда у стола появились
врач и Сухов. Хитро улыбаясь, они несли настоящее шампанское вместо штатного
подводного портвейна: это был заботливый подарок порта лодке, уходившей в
море под Новый год. Сухов поставил бутылки, взял в руки поварешку и большую
кастрюлю и приготовился отбить по знаку штурмана двенадцать мерных ударов, а
политрук занес мембрану патефона над диском "Интернационала"...
В восемь часов пятьдесят восемь минут в отсек вошел капитан-лейтенант,
свежий, выбритый, праздничный, скомандовал: "Вольно" и протянул руку к
серебряному горлышку красивой бутылки. Звонкий веселый хлопок пробки готов
был раскатиться по лодке... Но вдруг извне грохнул тяжелый глухой удар.
Лодка покачнулась. Две лампочки потухли. Тревожным прерывистым воем залились
резкие звонки - и смолкли. Тишину нарушил быстрый топот ног, короткие
команды, с металлическим стуком захлопнулись водонепроницаемые двери, и в
лодке все замерло. Только жужжали моторы да звучно щелкали указатели рулей.
Лодка заметно наклонилась носом, жужжанье моторов усилилось - направляемая
рулем, она полным ходом шла на глубину, резко меняя курс.
Ударил второй взрыв, лодка содрогнулась, два стакана, звеня, упали с
праздничного стола. В черном провале переговорной трубы раздался спокойный
голос капитан-лейтенанта:
- Глубинные бомбы. В отсеках осмотреться!
Осмотрелись: корпус выдержал, швы нигде не пропускали.
"Щука" быстро уходила на предельную глубину. Потом моторы сбавили
обороты, чуть ощутимо качнул лодку мягкий толчок, моторы стихли, и лодка