"Леонид Сергеевич Соболев. "2-У-2"" - читать интересную книгу автора

он никогда себе раньше не позволял, когда был в их руках и когда знал
настоящий уход и заботу.
Скоро показалась коса. Самолета на ней не было, не было видно и людей.
Усков сел и остановил мотор, чтобы не привлечь немцев шумом, и
прислушался. Сумерки сгущались, каменные скалы нависали над косой
таинственно и мрачно.
Он негромко крикнул:
- Кеша! Живой?
И тогда из расщелины скалы вылез Уткин, в мокрой одежде, таща за собой
резиновую камеру от колеса.
- Павка? - сказал он. - Я и то подумал: какой чудак тут на телеге
садится? Спасибо.
- Потом спасибо скажешь, крутани винт, а то застукают, - торопливо
сказал Усков.
- Никого тут нет. Были бы, убили бы. А я, видишь, живой. Только мокрый.
Я, понимаешь, самолет в воду грохнул, чтоб не доставался.
Он повернул винт, но мотор не заводился.
Добрый час оба летчика бились с мотором, вспоминая его капризы. Но
старый самолет, когда-то не знавший отказа, видимо, в чужих руках одряхлел.
Мотор так и не заводился.
Они присели на берегу. Было почти темно. Уткин сказал:
- Значит, Павка, все одно придется вплавь.
- Далековато, пожалуй, - сказал Усков. - И вода холодная.
- В море подберут. И у меня камера есть.
- Нырял?
- Ага. Вспомнил, что запасная в кабинке была... На камере-то доплывем?
- Пожалуй, доплывем, - сказал Усков. - Ну, так поплыли!
Они надули камеру и вошли в воду. Вода была нестерпимо холодная, а
раньше утра их вряд ли могли подобрать. Они плыли больше получаса, потом
Усков выругался:
- Кеша, что же мы "загробное рыданье" не сожгли? Починят немцы. Что ни
говори, машина боевая...
Уткин выругался тоже.
- Поплыли обратно, - сказал он. - До рассвета далеко, успеем отплыть
еще.
И они повернули к берегу. Едва они вышли из воды, их сразу охватил
озноб.
- Согреемся, как загорится, и поплывем, - сказал Уткин и собрался
открыть бензокран. Но Усков его остановил:
- Крутанем еще на счастье?
Уткин повернул винт, и по четвертому разу мотор загудел. Уткин быстро
вскочил в кабину и крикнул в самое ухо Ускова:
- Да здравствует "два-У-два"!
- Долой "петухов"! - ответил Усков и дал полный газ.
"Загробное рыданье" затарахтело в темноте и покатилось к морю, но,
чутьем угадав воду, Усков поднял в воздух старый самолет, свидетеля боевой
славы, мальчишеской ссоры и новой - взрослой, крепкой, воинской дружбы двух
морских летчиков, каждому из которых было девятнадцать лет.
Девятнадцать лет! Удивительный возраст...