"Татьяна Соколова. Легенда о стиральной доске " - читать интересную книгу автора

за уроки, идет в контору. Поднимается по скрипучей деревянной лестнице, в
бухгалтерию входит, осторожно постучав. До получки еще десять дней, пятерку
на Витьку дают раз в месяц, двадцать семь рублей да пять вместе никогда не
собираются. После рождения Витьки она стала другой, хоть никому не
признается в этом, сама уж не помнит, что красота и гонор у нее тоже
когда-то были, говорит со всеми чаще всего вкрадчиво, срывается редко, как с
Мурой, когда уж совсем доведут. Она мнется у порога в бухгалтерии, готовая
улыбнуться каждому, кто первый поднимет голову. Она знает, кто это будет,
старый и толстый, трудно дышащий Яков Иосифович, которого все тоже не любят
и называют скупердяем.
- Что, Орлова, не хватило опять? - Крупное морщинистое лицо главного
бухгалтера встает над бумагами, суровое и красное, а глаза и голос добрые.
- Да девкам надо бы посылку отправить. - Ольга улыбается и переминается
с ноги на ногу. - Письмо прислали. Дак и денег бы положить, хоть маленько.
- До получки-то сколько у нас? - соображает бухгалтер.
- Десять дней, - тут же откликается Ольга.
- Да ведь ты уж брала пятерку.
- Врала. Да велика ли она, Яков Иосифович.
- Ну, выпишу еще десяточку. - Бухгалтер машет пухлой рукой. - Что
получать-то потом будешь?
Последнего вопроса Ольга не слышит, бежит по темной широкой улице
вприпрыжку, ветер свистит в ушах, дырявит стылую шаль. Не запыхавшись, она
заскакивает в магазин, покупает двести граммов подушечек для Витьки.
Витька в стайке брякает подойником, в темноте на кормушку наткнулся.
Шуганув его в избу, Ольга садится под свою синюю корову. В стайке можно
отдохнуть, внешний мир тонет в ее запахах, запахи мягки и свежи, на улице
потеплело. Начинается новый звук, живая сладкая струя, невидимая, ударяется
в пухлую молочную пену. Корова спокойная, подоив ее и отставив заполненный
до трети подойник, Ольга сидит, ненадолго разогнув спину...

...- Кого надо? - прошептала маленькая старуха, выдвинув голову из
наклоненных вперед плеч, вглядываясь не в меня и темноту зияющего за мной
подъезда, а вокруг себя.
- Это у вас стирают? - тоже почему то шепотом спросила я и вздрогнула,
шепот получился неожиданно громким.
- Че? - громко уже спросила старуха.
Мягкое шлепанье босых ног по линолеуму из глубины квартиры.
- Достукалась! - В свете прихожей возникла молодая женщина с
расплывшимся от сна лицом. - Я доску твою сейчас же в мусоропровод! - И так
же нелепо исчезла.
- Рубашку, Вите. - Старуха, поворачиваясь своим скособоченным телом,
беспомощно оглядывалась, крепко сцепив на груди мокрые руки, козонки пальцев
поделены надвое, образуют слабо стянутые, готовые вот-вот распасться узлы. -
Он эту рубашку больше всех любит...
Стиральная доска в мусоропровод не войдет, брела я вниз по бетонной
лестнице, в самый низ, до первого этажа. Прямо у подъезда, через светлую в
ночи двухметровую ленту асфальта, чернела жирная земля газона. Я села на
корточки и коснулась земли рукой. Земля была холодной, не успела еще отойти
от зимы.
Уже потом всеми признанный Историк Села рассказал мне, что никакой