"Татьяна Соколова. На солнышке" - читать интересную книгу автора

отвисшую полу куртки.
- Мать-то хоть пишет, Витька? - спрашивает кругленькая старушка,
разместившаяся на плахе почти что вольготно, все место вставшей учительницы
досталось ей.
- Нет, - мимоходом отвечает Витька, он все вертит в руках самодельное
суденышко, второпях выструганное ножиком, с парусом из свежеотодранной
бересты.
- Подь сюда, сказал! - прикрикивает Федор, ему наконец удается ухватить
мальчика, он притягивает его к себе, одной рукой держит за полу куртки,
другой тянет за прозрачное розовое ухо, в которое тут же начинает что-то
шептать, тычась в редкие яркие веснушки на бледной Витькиной щеке седой
колючей щетиной.
- Ладно. Счас, - нехотя отвечает мальчик и, освобожденный, медленно
отходит от него.
- Под койкой, понял? - продолжает ему вдогонку Федор и, когда мальчик
скрывается за палисадником, отваливается на штакетины, задев плечом длинную
старуху, отчего та шипит и поддает ему в бок локтем. - Потухла, зараза. -
Федор внимания на старуху не обращает и сплевывает под ноги недокуренную
сигарету.
- В утробе их надо, таких, - вполголоса высказывается старик, - чтоб не
мучились и инфекцию не размножали.
- Кого? - не понимает курящая и отрывает желтыми пальцами измусоленный
край папиросного мундштука.
- Младенцев, - не глядя на нее, отвечает старик. - Не дал мне Бог, и
слава Богу.
- Что вы такое говорите! - Прогуливающаяся невдалеке учительница
приближается.
- А что я говорю? - настаивает старик. - Что он из своей жизни вынести
может? У него прадед кремень, не мужик был, а дед по пьянке в аварию попал,
теперь отец алкоголик. Что дальше, я вас спрашиваю?
- Зинка говорила, заберет, как устроится, - высказывает свое мнение
круглая старушка.
- Хосподи, - возмущается длинная. - Заберет она. Тут наравне с Ленькой
пила да ухажеров меняла, тама она уехала с хахалем, и заберет она.
- В детский дом бы его, похлопотать бы, - обращается к обществу
учительница. - Леонид опять третий месяц не работает, неделями дома не
бывает, а мальчику осенью в школу. Нынче ведь с шести лет берут, его
почему-то не взяли.
- Успеет узду надеть. - Курящая тушит ногой сгоревший до мундштука
окурок. - В детский дом бы того, кому больно охота туда других затолкать.
Тут отец у него, баушка где-то в деревне.
А солнышко светит! Скатившись со своего апрельского зенита, наискось
еще, но яростно пронзает чистыми лучами обозначившуюся потемневшим пористым
льдом широкую реку, два берега ее. Один высокий, с заплатами разномастных
крыш над вытаявшими из глубоких снегов бревенчатыми избами, белеющей белее
снега церковью без креста, бабой, несущей на коромысле два цинковых, горящих
на солнце ведра, хороводом собак, чумазых, с клоками зимней шерсти на
животах, сдуревших от запахов, света, друг друга, лающих, дерущихся, вновь
бегущих то цепочкой, то вразброс куда-то. И другой, низкий, расчерченный
прямоугольно серо-кирпичными жилыми коробками, коробкой побольше,