"Владимир Соколовский. Рыжая магия" - читать интересную книгу автора

вниз и надо было выходить Секретарша упорхнула на улицу, а дядя Миша
задержался возле швейцара.
- Вот так-то! - сказал он, поднимая вверх и показывая тому папку с
"обоснованием".
- А... кх-ха-а!.. - весело зазевал швейцар. - Это... что т-ты, брат! У
нас так-то в пятьдесят шестом или седьмом, помню, был случай...
- Что мне тот случай! - отмахнулся дядя Миша, минуя настроенного на
воспоминания мужика. - Важнейшее дело, считай, пропало...
Покинув высокое, крепко построенное здание, плотник постоял на
тротуаре, раздумывая: куда теперь идти? Одет он был - хоть в ресторан. Но с
какой радости? Притом дядя Миша отличался скуповатостью, денежка у него
лежала к денежке, зря не расходовалась. По этой причине отверглась мысль о
том, что неплохо было бы выпить. В нем прочно до сих пор сидел хитрый,
озорной, хваткий и бережливый парень, ушедший тридцать лет назад из деревни
в армию и навсегда покинувший с того времени родные места, потому как было
решено: это - не его масштаб, не его условия, и вообще там не место
предприимчивому, деловому, обладающему государственным суждением человеку.
Чужбина тоже жгла и стегала сурово, но никогда Мохнутин не пожалел о старом
решении. Когда ездил в родные края в последний раз, видел: только развалины
остались от его дальней, лесной деревеньки. Даже родного духа жителей ее он
не почуял. Сгоняли их в большое село, да только раздернули, сбили с места, и
разлетелись они во все стороны, тоскливо крича и суетясь крыльями, словно
больные птицы. Дядя Миша вспомнил соловья в клетке на столе у руководящего
товарища и снова удивился: что за чудо? Держит птицу в кабинете, источник
вони и шума, предмет для отвлеченных мыслей, разговоров. Нет на них управы!
Он подумал о собственной неудаче, прижал крепче к себе картонную папочку с
обоснованием использования вынутых из опалубки гвоздей и потопал на стройку.
Хотел еще съездить домой, да отказался от этого намерения. Кто там так уж
особенно его ждет? Сыновья - один пристроен в ПТУ, по мясному делу, другой -
шестиклассник, люди самостоятельные, без него управятся со всем. А хозяйки у
него нет. Потеряли ее три года назад. Она работала продавцом в гастрономе;
однажды пришла с работы и сказала: "Миша, что-то тяжело мне..." Прилегла на
диван и через два часа умерла. С той поры он жил вдовцом. Правда, ходила тут
одна... Но это было уже не то. Ребят он воспитывал сурово, без потачки, хоть
и с пониманием, а они платили равнодушием, никакой благодарности, и так
горько становилось иной раз...
Нет, домой он не пойдет.
Дядя Миша вспомнил вдруг, что он пожилой, кадровый, заслуживающий
уважительного отношения рабочий человек, и, строго и требовательно
поглядывая на прохожих, долго стоял у дыры в заборе, решительно пресекая
попытки пройти к дому незаконным путем.
Потом пришли сумерки, поток нарушителей иссяк тихонько, и дядя Миша
удалился на скамеечку возле будки. Зажглась жидкая лампочка; где-то
защелкал, запосвистывал соловей. Услыхав его, дядя Миша сразу же вспомнил
своего руководящего обидчика. Нет, такое спустить нельзя! Гибнет
государственное дело. Он открыл будку, нашел в бумагах бригадира Кости
чистый лист, положил его на папку с "обоснованием" и, снова пристроившись на
скамейке, стал писать:
"Товарищу Министру Строительства и Монтажа Нулевого цикла
плотника-бетонщика СМУ треста "Энскстрой" Гражданина Мохнутина