"Владимир Соколовский. Превращение Локоткова" - читать интересную книгу автора

происходила все-таки случайно, и начинался разговор, Локотков испытывал
невероятные душевные мучения. Все задавали вопросы, всем хотелось знать - и
от этих вопросов словно бы печать отвержения с новой силой разгоралась во
лбу. Но Бог с ним, город большой, вероятность встречи мала, притом -
любопытные эти, настырные - все-таки чужие люди, и наплевать на них! - а
здесь иное дело: почти все знают тебя. Как признаться им в глаза, что ты уже
не прежний Валерий, научный человек и вхожий в большое общество, а
обыкновенная замухрышка, ничего собой не представляющая. И обязательно любая
встреча с разговором донесется до матери и больно коснется ее. И он крался к
дому тихо, словно ночной тать, жался к заборам, а если навстречу шли люди -
огибал их, выходя на широкую, посреди села идущую дорогу.
Знакомым движением он открыл запор, толкнул калитку. Дом у них был
пятиоконный: кухня, горница, материна спальня. Теперь окна были темны,
только в горнице что-то подполыхивало - видно, мать смотрела телевизор.
Сразу после стука вспыхнул свет в кухне, и Локотков прижался лицом к окну.
Сквозь слезы он видел, как темным пятном пронеслась к двери мать...
Потом он ел суп, с хрустом, по-волчьи перегрызая мясные хрящи, а мать
сидела напротив и смотрела на него. Большое, ставшее рыхлым лицо ее было
мокрым, и она все время вытирала его платком. "Валерка, Валерка..." -
шептала она. Вдруг спохватилась:
- Ой, да ты, может, выпьешь? Я сейчас за бутылкой схожу. Я знаю, где
взять. Что ж, ради такого-то случая?..
- Сиди, не ходи никуда. Я сейчас не очень, знаешь. Раньше вот - да,
тогда мог, а теперь - что-то не очень...
Он походил по горнице, поглядел найденный в шифоньере старый альбом, и
сказал:
- Странная мне ваша жизнь, мамка! Хозяйство, курицы, воду носи, дрова
руби, огород копай, - так и проходит время. Мне вот его всегда не хватало,
хоть я ничего этого и не делал. Нет, ты не подумай, что хочу сказать
обиду, - я сейчас не лучше и не чище живу вас, и лучше жить уже не буду
наверняка, - но все-таки странно мне все это...
- Странно ему. - проворчала мать. - Чем растыкать-то, приезжал бы лучше
сюда, да и жил ладом, все бы странности мигом улетучились. Что я тебя, в ту
же школу не устроила бы? Меня помнят, слава Богу, и уроки приглашают еще
вести, и отца даже помнит кое-кто... Собрался, и сам не знаешь, куда едеь.
- Ладно, мамка! В том ли дело - куда? Зачем - вот главное. Я теперь,
после колонии и стройки, кажется, в любую дыру бы поехал, лишь бы у своего
дела быть. Да только бы в глаза прошлым не тыкали, или "тупым доцентом" не
называли.
- Мутишь ты белым светом, сын беспокойный... Из-за этого и работу, и
семью профукал. Ну, ну, не сверкай глазами, не буду больше... А то приезжал
бы, верно, Валер! Что хорошего - одному скитаться? У нас здесь и разведенные
есть, и просто женщины в поре, - за тебя ведь пойдут еще, какие твои годы!
- Неподходящий я, мам, для здешних-то баб, порченый.
- Ну, порченый! Где это видно, на каком месте? И вовсе это не беда,
даже если так, - где же им других-то взять?
- Разве что так, - усмехнулся Локотков.
- Хочешь все-таки ехать. А я одна оставайся. Нет, ничего, школьники
помогают, спасибо им, в школе не забывают... Езжай, ищи свое счастье. Только
уж торопись, чтобы мне еще успеть его увидеть.