"Александр Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ, том 1, часть 2" - читать интересную книгу автора

заместителя, всех (11) начальников отделов, всех главных бухгалтеров, всех
главных экономистов. На свободе остались: рядовые бухгалтеры, машинистки,
уборщицы, курьеры...
В посадке же рядовых членов партии был видимо секретный, нигде прямо в
протоколах и приговорах не названный мотив: преимущественно арестовывать
членов партии со стажем д о 1924 года. Это особенно решительно проводилось
в Ленинграде, потому что именно все те подписывали "платформу" Новой
оппозиции. (А как бы они могли не подписывать? как могли "не доверять"
своему ленинградскому губкому?)
И вот как бывало, картинка тех лет. Идет (в Московской области) районная
партийная конференция. Ее ведет новый секретарь райкома вместо недавно
посаженного. В конце конференции принимается обращение преданности товарищу
Сталину. Разумеется, все встают (как и по ходу конференции все вскакивали
при каждом упоминании его имени). В маленьком зале хлещут "бурные
аплодисменты, переходящие в овацию". Три минуты, четыре минуты, пять минут
они все еще бурные и все еще переходящие в овацию. Но уже болят ладони. Но
уже затекли поднятые руки. Но уже задыхаются пожилые люди. Но уже это
становится нестерпимо глупо даже для тех, кто искренно обожает Сталина.
Однако: кто же первый осмелится прекратить? Это мог бы сделать секретарь
райкома, стоящий на трибуне и только что зачитавший это самое обращение. Но
он - недавний, он - вместо посаженного, он сам боится! Ведь здесь, в зале,
стоят и аплодируют энкаведисты, они-то следят, кто покинет первый!.. И
аплодисменты в безвестном маленьком зале, безвестно для вождя продолжаются
шесть минут! семь минут! восемь минут!.. Они погибли! Они пропали! Они уже
не могут остановиться, пока не падут с разорвавшимся сердцем! Еще в глуби
зала, в тесноте, можно хоть чуть сжульничать, бить реже, не так сильно, не
так яростно, - но в президиуме, на виду?! Директор местной бумажной
фабрики, независимый сильный человек, стоит в президиуме и понимая всю
ложность, всю безвыходность положения, аплодирует! - девятую минуту!
десятую! Он смотрит с тоской на секретаря райкома, но тот не смеет бросить.
Безумие! Повальное! Озираясь друг на друга со слабой надежной, но изображая
на лицах восторг, руководители района будут аплодировать, пока не упадут,
пока их не станут выносить на носилках! И даже тогда оставшиеся не
дрогнут!.. И директор бумажной фабрики на одиннадцатой минуте принимает
деловой вид и опускается на свое место в президиуме. И - о, чудо! - куда
делся всеобщие несдержанный неописуемый энтузиазм? Все разом на том же
хлопке прекращают и тоже садятся. Они спасены! Белка догадалась выскoчить
из колеса!..
Однако, вот так-то и узнают независимых людей. Вот так-то их и изымают. В
ту же ночь директор фабрики арестован. Ему легко мотают совсем по другому
поводу 10 лет. Но после подписания 206-й (заключительного следственного
протокола) следователь напоминает ему:
- И никогда не бросайте аплодировать первый!
(А как же быть? А как же нам остановиться?..) Рассказано Н.Г - ко.


И вот это и есть отбор по Дарвину. Вот это и есть изматывание глупостью.
Но сегодня создается новый миф. Всякий печатный рассказ, всякое печатное
упоминание о 37-м годе - это непременно рассказ о трагедии коммунистов -
руководителей. И вот уже нас уверили, и мы невольно поддаемся, что 37-й -