"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 1" - читать интересную книгу автора

безбожные - были враждебны, и даже среди государственных людей и слуг
правительства проявлялось так мало рачительных о деле и честных.
И разительна была враждебность внутри самой династии: все ненавидели
Аликс. Николаша с сестрами-черногорками - уже давно. Но - и Мама была против
нее всегда. Но - и Елизавета, родная сестра Аликс. И уж конечно лютеранка
тетя Михен не прощала Аликс ревностного православия, а по болезни наследника
так и готовилась, чтобы престол захватили ее сыновья, или Кирилл или Борис.
И затем проявившаяся этой осенью и зимой вереница разоблачителей из великих
князей и княгинь, с редкой наглостью наставляющих императорскую чету, как им
быть, - и даже Сандро, тесный друг юности когда-то. Сандро договорился до
того, что само правительство приближает революцию, а нужно правительство,
угодное Думе. Что будто все классы враждебны политике трона, и народ верит
клеветам, а царская чета не имеет права увлекать и своих родственников в
пропасть. Вторил ему и его брат Георгий: если не будет создано
правительство, ответственное перед Думой, мы все погибли. О себе и думают
великие князья. Когда им плохо, они уезжают в Биарриц, в Канны. Император
лишен такой возможности.
Теперь стыдно было перед Россией, что руки государевых родственников
обагрены кровью мужика. Но и так душило круговое династическое осуждение,
что в груди не изыскивалось твердости - ответить судебным ударом. И Мама
просила - не возбуждать следствия. Николай не мог найти в себе безжалостной
воли - преследовать их сурово по закону. Да при сложившихся сплетнях всякое
нормальное судебное действие могло быть истолковано как личная месть. И
всего лишь, что Николай решился сделать: определил ссылку Юсупову в его
имение, Дмитрию - в Персию, а Пуришкевичу - даже ничего и не осталось, уехал
со своим санитарным поездом на фронт. И даже эта мягкая мера была встречена
бунтом династии, враждебным коллективным письмом всей великокняжеской
большой семьи, а Сандро приехал и прямо кричал на Государя, чтобы дело об
убийстве прекратить.
Они - совсем забылись. Они не считали уже себя подвластными ни
государственному, ни Божьему суду!
А тут - дышала гневом Аликс, что Николай преступно мягок к убийцам и
этой слабостью погубит и царство и семью.
И легла и протянулась на все эти два месяца в Царском - небывалая
прежде, длительная тягость между ним и Аликс, не уходящая обида. Уж Николай
старался в чем только можно уступить, угодить. Разрешил все особые хлопоты с
телом убитого, охрану, захоронение тут в Царском, на аниной земле. И ото
всех прячась, будто затравленные изгои в этой стране, а не цари ее, -
хоронили Распутина ночью, при факелах, и сам Николай с Протопоповым, с
Воейковым нес гроб. И все равно - не смягчалась Аликс до конца, так и
осталось ее сердце с тяжестью. (Одинокими прогулками она ездила теперь
тосковать и молиться на могиле. А злые люди подсмотрели и в первые же дни
осквернили могилу. И пришлось поставить там постоянную стражу - пока
восставится на том месте и закроется часовня).
Так страстны и настойчивы были от Аликс упреки в слабости, царской
неумелости, - потряслось доверие Николая к самому себе. (А его-то и никогда
не было прочного от юности, во всем он считал себя неудачником. И даже
поездки по войскам, которые так любил, - убедился он: приносят тем войскам
боевую неудачу). И даже маленький Алексей, еще совсем не мешавшийся во
взрослые дела, воскликнул в горе: "Неужели, папа, ты их не накажешь? Ведь