"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу автора

Керенский и не пытался менять эту позу ни для Соколова, подсунувшегося
к нему на стуле, чтоб легче говорить, ни теперь для подошедшего Гиммера. Он
ощущал, что ему простят теперь и всякую позу, и дослышат негромко
высказанные слова, и наклонятся к нему, сколько это потребуется. Вот,
объявил он Гиммеру, как уже прежде Соколову: предлагают вступить в
образуемый цензовый кабинет. Парадокс! Что делать? Хотелось бы знать ваше
мнение, вообще ядра Совета.
Очень важно! Очень серьезно! Это, действительно, был не пустой вопрос,
он касался самого главного! Гиммер пошел поискал стул, из-под кого-то
высвободил, принес и подсел, как и Соколов, к Керенскому тесней, как к
больному. Тот все так же был вытянут павшей палкой, и так же плетью свисала
неподвижная рука.
Вот ведь! Всего три-четыре дня назад на квартире у Соколова Керенский
не удосужился выслушать лучшие теоретические прозрения Гиммера - а никуда не
ускакал, все равно сам же теперь и спрашивает. А Гиммер очень любил, когда
его спрашивают о каком-нибудь принципиальном вопросе.
Так вот: сам Гиммер - решительный противник и того, чтобы власть
приняла советская демократия, и того, чтобы она вошла в коалицию с
буржуазными кругами. Кем стал бы официальный представитель советской
демократии в буржуазно-империалистическом кабинете? Он стал бы заложником, и
только связал бы руки революционной демократии в проведении ее поистине
грандиозных и по сути международных задач.
Лоб Керенского еще более омрачился, взгляд его потускнел, потерял
интерес. Не шевелились ни губы, ни пальцы. Новознакомому было бы не понять -
слышит ли он еще. Но Гиммер хорошо его знал и знал, что - слышит.
Однако, изящно повернул он теперь. Считая невозможным вступление
Керенского в кабинет Милюкова в качестве представителя революционной
демократии, он находит объективно небесполезным индивидуальное вступление
Керенского как такового. Как свободной личности. Как человека, формально не
связанного ни с одной социалистической фракцией. (Собственно, и Гиммер с
таким же успехом мог бы войти в кабинет, но ему не предлагали). А советские
круги таким образом имели бы в правительстве заведомо левого человека.
Керенский не давал бы правительству зарваться в
реакционно-империалистической политике...
Если и оживился утомленно-созерцательный взгляд Керенского, то лишь
очень немного, только малый свет от потухлости, чтобы теперь иметь силы
поискать, кликнуть еще какого-нибудь советчика, и не обязательно из ядра
Совета, да и кто проведет это разделение, где ядро, где не ядро?
Гиммер горько усмехнулся (больше - внутренне, сам себе): конечно,
Керенскому хотелось не такого ответа. Конечно, Керенский хотел быть
министром. Но при этом честолюбиво (да и осмотрительно) хотел он сохранить
роль посланника демократии в первом правительстве революции.
Но по всем теоретическим основаниям это было полностью невозможно!
Гиммер с Соколовым пошли на заседание Исполнительного Комитета.
Пригласили с собой Керенского - он и не тронулся, он уже считал такую роль
для себя недостойной.
Он остался все в том же утомленно-изящно-тусклом погружении.
Размышлении. Предположении.

245