"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу автора

Ставка не прервала связи бунтарского Петрограда с Действующей армией -
и всю ночь и утро сотни телеграфистов, железнодорожных и военных, ловили и
ловили поток бунтарских посланий и воззваний, передавали их по службе и не
по службе, - и мятежный поджог разливался и растекался.
Но среди неведомых выскочек и поручиков также и всеизвестный Родзянко,
на всю Русь распоясавшись, слал и слал свои телеграммы - то вообще в воздух,
никому или к жителям, а то опять прямо Главнокомандующим фронтами, как будто
стоящая над ними инстанция, - и сообщал о взятии власти своим комитетом, и
уже указывал, что делать армии.
Как это все может быть? Как он это смеет без воли Государя? И почему не
одернет Родзянку Ставка? Хорошо, на Бубликова не обращать внимания, на
Грекова не обращать внимания, - но Родзянко? Ведь он же занимает
государственный пост?!
Но Ставка - все утро продолжала молчать, как будто ничего не знала о
самозваной власти в столице.
И в одиннадцатом часу утра генерал Эверт сам сел к аппарату, назвал
себя! и вызвал Лукомского. По должности, по равным правам и потому что
ровесники, тоже шестьдесят, - он мог бы вызвать и Алексеева, но не позвал,
поскольку тот сейчас замещал и Верховного. Эверт думал - может быть Алексеев
все-таки подойдет сам.
Однако не только не подошел Алексеев, а и Лукомский заставил себя
изрядно подождать. У Эверта терпение лопнуло, он подставил вместо себя
Квецинского. Потом уже объявился сам. Назвал номера двух родзянковских
телеграмм, вероятно и Ставка получила их?
- Сначала я предполагал ничего не отвечать. Но это может иметь вид, как
будто я принял их к сведению, или, еще хуже, к исполнению. Поэтому, думаю,
лучше ответить. Вот так: армия присягала своему Государю и родине. И ее
обязанность исполнять повеления своего Верховного вождя и защищать родину.
Хотел бы знать мнение Михаила Васильевича. В трудные минуты нужна наша
полная общая солидарность.
Своим тяжелым крупным корпусом, и решимостью, и тяжелыми словами он как
бы, со своей стороны провода, перевешивал всю Ставку вместе с маленьким:
Алексеевым и Лукомским. Ясней, прямей, даже грубей не мог он спросить:
начальник штаба Верховного признает ли необходимым выполнять присягу, данную
Государю?
Но Лукомский не пошел спрашивать Алексеева, а взялся пространно
отвечать сам:
- Да, генерал-адъютант Алексеев - (не Михаил Васильич!) - получил
сегодня одну телеграмму от Родзянки, и смысл ее тот, чтоб армия не
впутывалась пока в дело. Генерал Алексеев хотел ответить, что подобными
телеграммами вносится совершенно недопустимое отношение к армии и что
необходимо посылку таких телеграмм прекратить.
Ну все-таки, молодец Алексеев, не потерял разум. Темноватый, сощуренный
мужичок, а не сдается.
- Однако, - продолжал Лукомский, - эту телеграмму генерал Алексеев пока
не послал. Да почему ж?
- ...Он хотел прежде выяснить, прибыли ли в Царское Село Государь и
генерал Иванов.
При чем тут одно с другим? В огороде бузина, а в Киеве дядька.