"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу автора

действиях правительства, а вот сумел и отказать в гостеприимстве
хабаловскому отряду. Все это настолько укрепило его положение, что (Беляев с
ним все время сносился по телефону, ища решения для себя) адмирал Григорович
просто позвонил в Думу и попросил прислать себе охрану! И ему прислали! А
еще для большей безопасности ото всякого разгрома он, поскольку был человек
одинокий, перешел из комнат своей квартиры в комнаты морского штаба.
Беляев тоже был человек одинокий, неженатый (всегда преданный только
службе, ее приказам, циркулярам и предписаниям) - и это тоже облегчало бы
задачу его личного спасения, - если бы он имел такую хорошую общественную
репутацию, как Григорович. Увы, нет. От Нового года, перейдя с безупречных
нейтральных должностей в военные министры, он опасно связал свое имя с этим
последним обреченным кабинетом, а еще по должности своей ответственный за
военную цензуру - отвечал тут и за цензурирование некоторых думских речей.
Ужасное положение, ужасная ошибка! И кого и чем теперь убедишь, что все его
назначение и продвижение произошло не по какой-то его особой преданности
императору, а просто за то, что он говорил на иностранных языках и имел опыт
поездок за границу, что было важно в целях военного снабжения. (Ну, еще
перевел сына Распутина из сибирского полка санитаром в Петергоф, и очень
угодил императрице).
Но так или иначе, всю вторую половину дня вчера его видели в Главном
Штабе, это известие уже конечно потекло, и оставаться тут на ночь даже в
квартире какого-нибудь генерала было опасно. (Так и оказалось потом: ночью
приходили в Главный Штаб его арестовывать, искали).
Куда ж идти? Или на частную свою квартиру на Николаевской улице - но
это далеко и опасно; или рискнуть, хотя казалось безумием, возвратиться в
свою казенную квартиру на Мойке, в довмин, откуда он бежал прошлой ночью при
стрельбе?
Так и поступил, и это оказалось счастливо. Странности революции: в
самом центре известная квартира военного министра - и никто ее не громил,
только угнали автомобиль. Даже продолжал действовать прямой провод со
Ставкой, и можно было разговаривать с Алексеевым. Но, разумеется, Беляев не
только не сделал такой попытки, а велел секретарю при вызове отвечать, что
никого нет.
Разгрома не было, но он мог нагрянуть - и Беляев решил использовать
свое возвращение, чтобы жечь и жечь как можно больше документов. Он
мобилизовал и секретаря с помощником, и денщика, и швейцара, - и жгли
документы сразу в двух печах и в камине. Тут были и дела военного
министерства, и Особого Совещания по обороне, и Совещания по снабжению армии
и флота, многие материалы без копий в единственном экземпляре, многие
секретные, и секретные перечневые журналы, и сами секретные шифры, и
переговорные ленты со Ставкой, и материалы недавней союзной конференции в
Петрограде, - в общем, очень много бумаги, - и Беляев, всегда так любивший
самую фактуру бумаг, саму их глянцевость, и шорох, и чернильные петли на
них, теперь и сам тоже заталкивал их в огонь с остервенением и облегчением,
как бы освобождаясь от позорной связи с этим правительством. Чем больше
налохмачивалось этой сажи - тем он чувствовал себя белей.
И так жгли до двух часов ночи - и никто не нагрянул. И уже стало так
поздно, что можно было надеяться на покойный сон.
Но утром позвонила родственница и сообщила ему горестную новость, что
громят и грабят его частную квартиру на Николаевской. Ужасное терзающее