"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу авторадействиях правительства, а вот сумел и отказать в гостеприимстве
хабаловскому отряду. Все это настолько укрепило его положение, что (Беляев с ним все время сносился по телефону, ища решения для себя) адмирал Григорович просто позвонил в Думу и попросил прислать себе охрану! И ему прислали! А еще для большей безопасности ото всякого разгрома он, поскольку был человек одинокий, перешел из комнат своей квартиры в комнаты морского штаба. Беляев тоже был человек одинокий, неженатый (всегда преданный только службе, ее приказам, циркулярам и предписаниям) - и это тоже облегчало бы задачу его личного спасения, - если бы он имел такую хорошую общественную репутацию, как Григорович. Увы, нет. От Нового года, перейдя с безупречных нейтральных должностей в военные министры, он опасно связал свое имя с этим последним обреченным кабинетом, а еще по должности своей ответственный за военную цензуру - отвечал тут и за цензурирование некоторых думских речей. Ужасное положение, ужасная ошибка! И кого и чем теперь убедишь, что все его назначение и продвижение произошло не по какой-то его особой преданности императору, а просто за то, что он говорил на иностранных языках и имел опыт поездок за границу, что было важно в целях военного снабжения. (Ну, еще перевел сына Распутина из сибирского полка санитаром в Петергоф, и очень угодил императрице). Но так или иначе, всю вторую половину дня вчера его видели в Главном Штабе, это известие уже конечно потекло, и оставаться тут на ночь даже в квартире какого-нибудь генерала было опасно. (Так и оказалось потом: ночью приходили в Главный Штаб его арестовывать, искали). Куда ж идти? Или на частную свою квартиру на Николаевской улице - но это далеко и опасно; или рискнуть, хотя казалось безумием, возвратиться в стрельбе? Так и поступил, и это оказалось счастливо. Странности революции: в самом центре известная квартира военного министра - и никто ее не громил, только угнали автомобиль. Даже продолжал действовать прямой провод со Ставкой, и можно было разговаривать с Алексеевым. Но, разумеется, Беляев не только не сделал такой попытки, а велел секретарю при вызове отвечать, что никого нет. Разгрома не было, но он мог нагрянуть - и Беляев решил использовать свое возвращение, чтобы жечь и жечь как можно больше документов. Он мобилизовал и секретаря с помощником, и денщика, и швейцара, - и жгли документы сразу в двух печах и в камине. Тут были и дела военного министерства, и Особого Совещания по обороне, и Совещания по снабжению армии и флота, многие материалы без копий в единственном экземпляре, многие секретные, и секретные перечневые журналы, и сами секретные шифры, и переговорные ленты со Ставкой, и материалы недавней союзной конференции в Петрограде, - в общем, очень много бумаги, - и Беляев, всегда так любивший самую фактуру бумаг, саму их глянцевость, и шорох, и чернильные петли на них, теперь и сам тоже заталкивал их в огонь с остервенением и облегчением, как бы освобождаясь от позорной связи с этим правительством. Чем больше налохмачивалось этой сажи - тем он чувствовал себя белей. И так жгли до двух часов ночи - и никто не нагрянул. И уже стало так поздно, что можно было надеяться на покойный сон. Но утром позвонила родственница и сообщила ему горестную новость, что громят и грабят его частную квартиру на Николаевской. Ужасное терзающее |
|
|