"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 3" - читать интересную книгу автора

они несли любую чушь. Но ни одного жизненного вопроса комитет разрешить не
мог, и обсуждение самых пустячных длилось часами. И иногда уже приближалось,
вот почти решено, - тут выступал кто-нибудь из трех, что еще упущено, надо
добавить, - и опять размазывалось на часы.
И только один вопрос решился единогласно и быстро: в батальоне лежал
приказ об отсылке очередной маршевой роты на фронт. Решили: своей роты не
отправлять, а набрать и послать вместо себя арестованных городовых. Об этом
послали делегатов в Совет рабочих депутатов. И даже - в Москву и в Казань,
чтоб и тамошних арестованных городовых забрать сюда, в счет.
Кто-то надоумил батальонных вожаков, что надо создавать комиссии по
разным вопросам. Создали. Но все комиссии, едва коснувшись дела, тут же и
отказались за полным незнанием, как приступить и наладить.
Тем временем во всех ротах постановили, что солдатские занятия должны
быть в день только два часа. Тогда и все хлебопеки, сапожники, шорники,
обоз - тоже стали работать лишь два часа. Все в батальоне остановилось.
Писаря перестали выписывать наряды - и из гарнизонных складов перестали
отпускать муку и продукты. Никто не хотел и чистить выгребные ямы, они
переполнялись и зловонили. Приходили к Нелидову взводные и отделенные
командиры и просили освободить их от должностей: они не только не могли
никого ни в чем заставить, но превратились в батраков для своих подчиненных,
и все, что надо было принести или сделать, - должны были делать сами.
И тогда батальонный комитет решил возвращать всех офицеров, кого
найдут, - на места. Стали ходить по городским квартирам разбежавшихся
прапорщиков и уговаривать их - вернуться в батальон. Капитана же Нелидова
выбрали заведующим хозяйством батальона. Он принял, поставив условием, что
всех назначит сам и чтоб его распоряжения не обсуждались комитетом.
И комитет принял.
Теперь разрешили Нелидову перейти жить на свою квартиру. Особенно были
все довольны, что он сумел выдать солдатам очередное месячное жалование.
И может быть только по этой своей популярности он смог вчера спасти
капитана Дуброву: солдаты учебной команды, все его ненавидящие, как-то
разведали, что он лежит в Николаевском военном госпитале. Отправились туда
на грузовике, выволокли Дуброву из палаты, из госпиталя, никто из врачей не
смел помешать, и повезли на грузовике в свои казармы, избивая по дороге и
здесь избивая на гауптвахте. И готовились его расстреливать тут же, у
дровяного штабеля, - Нелидов еле успел туда дойти, с палочкой, остановил их
и убедил, что надо отослать в Государственную Думу, таков закон. (Дуброву
один раз уже и спасли там.) На искровавленное лицо капитана при полуотнятых
руках и ногах страшно было смотреть.
И так вчера в полном изнеможении и даже в омертвении всех чувств
Нелидов впервые пришел ночевать в свою квартиру, - впервые с той страшной
ночи, когда увели Сашу Фергена и через десять минут вбежал Лука с воплем,
что капитана подняли на штыки.
Еще живым казалось место, где Нелидов последний раз поцеловал Фергена в
ледяные губы.
К себе самому уже было полное равнодушие, хоть пусть и расстреливают, -
а пока не расстреливают, так лечь и заснуть.
Но не успел и сапог снять - раздался звонок, правда нормальный и без
грозного стука. Лука открыл - и вошел капитан Степанов - только что с
поезда, только что вернувшийся с Кавказа! И была в нем еще неломаная