"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 4 Апрель Семнадцатого" - читать интересную книгу автораникто не внушил ему возможности мира, и в европейских армиях этого не
допускают, - и как же смеем мы начинать "кампанию за мир" в армии? Солдат не призван произносить слово "мир". Резолюция Гиммера полезна только немцам. Но даже и резолюция Церетели - лозунг обороны, параллельный лозунгу мира, уже разлагает армию. (Станкевич очень был прямолинеен, и даже может быть слишком, и веяло от него чем-то чуждым нашей партийно-социалистической психологии, - не наш, не полностью наш.) А высокий, сухощавый, хорошо сохранившийся старик Чайковский, энесовец и кооператор, тот даже и перехвалил Церетели за государственный дух, и что надо изгнать из советской среды предрассудок против обороны, враг занял десятки наших губерний - а нам внушают мир. И отвоевание Армении, мол, вовсе не империализм, и нужда в проливах есть законное стремление России к открытому морю. От таких похвал справа пришлось Церетели уже и защищаться. И - нет, отвечал он Станкевичу, армия стала фактором политики, и ее уже не отстранить от задач революции и от кампании мира в ней. Но так били интернационалистов, что стало вырисовываться нечто более широкое: в ИК создавалось новое разумное большинство, которого до сих пор не было, менялось само лицо ИК. И должно быть потому, что почуял это неотвратимое, - сенсационно выступил Нахамкис. Этот мясник, жаждавший крови главных генералов, гремевший в "Известиях", что Ставку надо судить и вешать, этот видный крупный широкоплечий бородач - трусливо славировал к большинству и объявил себя сторонником активной обороны. (Да вот что: не был он на самом деле ни левым, ни правым, а персонифицировал собой политику "от случая к случаю". И увидя бесповоротность образования нового большинства - поспешил к нему примкнуть.) им хитрить: просить включить в резолюцию борьбу за мир как идеал, а после голосовки изобразить такое понимание, что завтра эту кампанию за мир против империалистического правительства мы и открываем всенародно... Э, нет. Прежде мы, Контактная комиссия (а Церетели, с первого дня такой видный и значительный, уже вошел и в нее), будем переговариваться с правительством. Это все - Гиммер мутил. Замысловата была его позиция от первых же дней революции: пустить буржуазию в правительство, перевязав ее левыми путами, и тут же начинать против нее всенародную борьбу - но и так, чтобы не сразу свергнуть. Однако такая путаная сложность могла удерживаться в голове Гиммера, но не может удержаться при крупных массовых течениях, - вот почему его мартовская игра уже была отыграна. 23 марта на грандиозных похоронах жертв сквозь миллионную толпу Церетели продвигался в одном автомобиле с Верой Фигнер. На всем пути ее приветствовали с такой сердечностью, будто все лично знали ее, многие подходили и пожимали ей руку. Ее глаза сияли счастьем: освобожденный народ помнил и воздавал почести соратнице Желябова и Перовской! Ираклий был глубочайше растроган - не представлял он такой молодой революционной веры и такого воодушевления несметных манифестантов! Но вот насмешка! Не в какой-нибудь день, но именно в этот день народного торжества, через ночь после того, как ИК с таким трудом свергнул интернационалистов и провел свою поддержку обороны, - именно в этот день Милюков дал свое наглое интервью о расчленении Австро-Венгрии, изгнании Турции из Европы и о проливах. Он - издевался над революционерами? над |
|
|