"Владимир Александрович Соллогуб. Воспитанница (Теменевская ярмарка #2) " - читать интересную книгу автора

впереди с своим духовенством. Певчие запели. Шествие потянулось за
городскую заставу. Наташа шла за гробом.
И вот уже окончился обряд отпевания. Отверстая могила ожидает своей
добычи. Преосвященный благословил последнюю обитель усопшей рабы божией.
Пезчие пропели вечную память. Могилу начали засыпать.
В эту минуту резкий, пронзительный крик заставил содрогнуться всех
присутствующих. Наташа бросилась на землю, жадно начала ее целовать и
слезы ключом брызнули из глаз бедной сироты - она только тогда поняла свою
утрату. Чувство едкой горести, безотрадного одиночества вдруг пробудилось
в ней с чувством жизни.
Народ уже разошелся, вечер уже сменил утро, а она все молилась и рыдала
у праха своей благодетельницы.
Вдруг женский голос раздался подле нее, и ей послышались странные слова:
- Как ей, бедненькой, и не плакать... Ведь графиня ей ничего не
оставила.
- Духовной не успела, сердечная, написать, - отвечал другой женский
голос, - точно, как не плакать! Ведь у нее алтына, у бедной, нет. Наша
сестра, бесприютная...
Каково-то ей будет? Уж точно несчастье!
Наташа оглянулась.
На ближней гробнице сидели две нищие старухи, из числа тех, которые
всегда шатаются по похоронам; они вздыхали притворно и, разговаривая между
собой, насмешливо поглядывали на сироту.
Наташа, испуганная странным истолкованием ее горя, убежала обратно к
городу; но у заставы она остановилась... Куда идти ей? Медленно дотащилась
она до дома, в котором промчались такие счастливые минуты.
Около дома суетились полицейские, а у подъезда дожидалась бедная
чиновница.
Надо знать, что по возвращении от похорон графини первые барыни
губернского города собрались сеймом.
Заседание открылось, разумеется, вздохами, сожалениями, поучительными
фразами о шаткости всего земного и мало-помалу обратилось в злословие.
Укоряли графиню за пристрастие к дворовой девушке, которую тут же
разжаловали из дочерей графа в дочери камердинера; толковали о
безрассудности ее воспитания, рассказывали о ней совсем небывалые случаи и
спрашивали, что с ней будет. В гувернантки она не годится, потому что
избалована; в компаньонки и подавно. Одна барыня взяла бы ее к себе, да
сбиралась ехать в Петербург; у другой не было детей: она боялась, что
Наташе будет скучно; у третьей были дети, но она опасалась для них дурных
примеров; у четвертой дом был не так расположен. Словом, все отказались от
девушки, перед которой иные еще недавно подличали; и не будь бедной
чиновницы, Наташа решительно осталась бы без приюта.
Бедная чиновница на сейме не присутствовала, но она была женщина с
добрым сердцем, и потому дожидалась у подъезда.
- Наталья Павловна, - спросила она, - позвольте узнать, где вы будете
жить теперь?
- Не знаю! - отвечала Наташа.
- Помилуйте-с... как же это? Я человек небогатый, семейство большое, у
мужа жалованье маленькое, однако ж, если вы не побрезгуете бедными людьми,
так у нас можете найти уголок.