"Владимир Александрович Соллогуб. Метель " - читать интересную книгу автора

Так продолжал он говорить молодо и пламенно, и она, вперив в него свои
черные глаза, слушала его с увлечением, как бы прислушивалась к чему-то
давно желанному и ожиданному. Мало-помалу и она разговорилась; но что было
говорено тогда - да будет тайной.
На бумаге оно выйдет вяло и безжизненно. В подобных разговорах то и
прекрасно, что невыразимо или понятно только для двоих.
Несколько часов пролетели невидимым мгновением.
Бессознательно предалась она светлому восторгу, расточила богатую
сокровищницу долго замкнутого сердца, и, верно, никогда не была она так
хороша, как в эту минуту. Он невольно взял ее руку, и она не думала уже ее
отнимать. Изба казалась им раем.
Вдруг свеча, зашипев, погасла, и бледный беловатый луч прорезался в
комнату из окна.
- Светает, - сказала она. - Мы скоро расстанемся!
Дайте мне что-нибудь на память от себя.
Он поспешно выдернул из бумажника листок бумаги, взял карандаш и
призадумался.
- Я не писатель, - сказал он, - другой написал бы вам стихи.
- Напишите что-нибудь.
Он написал: "1849 год, ночь с 12 на 13-е января", а потом прибавил
решительно: "Лучшая ночь в моей жизни". Потом, сняв с руки кольцо, он
подал ей кольцо и бумажку. Она поспешно их спрятала.
- Кольца я вам не могу дать, - сказала она, нахмурившись. - У меня одно
только кольцо - венчальное; а из Воронежа я вам пришлю образ. Он принесет
вам счастье; он напомнит вам о нашей встрече и о той, которая вас будет
вечно помнить и любить. Вы - один человек, который ее понял; вы,
разумеется, рассеетесь и меня забудете, но я буду вас вечно помнить. Я
помолюсь за вас.
Она крепко пожала ему руку.
В эту минуту смотритель вошел в комнату.
- Утихает, - сказал он, потирая руки.
Вдруг все зашевелились. Старуха заохала, девочка завизжала, купцы
бросились к повозкам. Из сарая начали выводить лошадей; принесли самовар.
Через час времени все путники были готовы уже к дороге. Офицер посадил
старуху в повозку и поцеловал руку у внучки.
На глазах ее навернулись слезы...
- Прощайте, - сказала она грустно, - навсегда...
Через четверть часа лихая тройка во весь опор обогнала две степные
повозки. Офицер поклонился. Тяжко ему было. Из спущенного окна показалось
бледное лицо, сверкнули черные глаза, махнул белый платок. Ямщик
приободрился, приударил и покатил еще быстрее. Офицер обернулся и долго
смотрел, как две повозки малопомалу отдалялись, потом стали подвижными
точками, потом пропали из виду. Он горестно вздохнул и завернулся в шубу.
Снег хрустел под полозьями. Ямщик покрикивал. Во все стороны расстилалась
снежная равнина, но между небом и степью уж обозначалась резкая полоса.
Ветер значительно утихал. Оловянное солнце вырезывалось пятном на сером
туманном небосклоне.
Метель кончилась.