"Роман Солнцев. Из неопубликованного" - читать интересную книгу автора

Нам принесли водки, закуски, и Лева предложил тост:
- Чтоб все у всех обошлось.
- А не обойдется, - глухо отозвался Кирилл, опустив голову над тарелкой
и быстро хлебая черный, холодный, судя по всему, борщ. - Ни у кого не
обойдется. Ни у кого. Покатились колеса по лугам и весям. - И закончив
трапезу, вскинул ясные, почти белые глаза. - А вот скажите, господа хорошие,
где ваши-то детки? Ваши, ваши!
Злобин, поперхнувшись водкой, держа стакан у щеки, медленно процедил:
- Ну, у меня ты знаешь - в бегах...
- В бегах. Ясно. У тебя? - "афганец", как прокурор, уставился на
Леву. - У тебя, конечно, дочь?
- Да, дочь. А что? Я же не виноват.
- Как посмотреть. Если бы любил отечество. У тебя? - Кирилл не повернул
головы, но вопрос относился, видимо, ко мне - я сидел по кругу следующим.
- У меня сын. Ему пятнадцать.
- Да?.. - "Афганец" скрежетнул зубами. - А у него? Тоже пятнадцать?
Теперь вопрос явно касался Ивана Ивановича. Иван Иванович, человек с
брюшком, с золотыми запонками, которому ничего не стоит под честное слово
взять в любом банке Сибири полумиллиардный кредит, потупился перед
незнакомым, бедно и холодно одетым человеком. Дело в том, что его сын
Даниил, увалень весом в центнер, вняв слезам матери (да и по своей трусости,
конечно) "свалил" от армии и ныне гонял по городу на красном "вольво" -
развозил бумаги отца, а чаще катал полуголых жующих девиц. Ивану, конечно, и
самому не хотелось отпускать сына в Чечню, и он бы пристроил его где-нибудь
в другом краю России, но вот такое откровенное бегство от воинского долга
угнетало известного в городе человека. Я хотел было выручить его, сказать,
что у него вправду дочь, или сказать, что сын, но болен. Однако, Иван
Иванович наморщил толстую кожу на лбу, посучил ногами под столом и честно
признался:
- Не пошел мой Даня. Но весной пойдет.
- Когда?! - прошептал, радостно накаляясь, "афганец". - Когда все горы
там сравняют вакуумными булками? Я так и знал! - И обратил прокурорские
глаза на Леву. - А ты всю жизнь живешь, как бы потише. как мышь под
брезентом. почему у тебя и девки родятся.
- Я еврей, - печально объяснил Лева Махаев и выпятил губы. - Ты бы
пожил моей жизнью. - Он налил себе полстакана водки и один выпил. Это было
на него не похоже. Видимо, пятнистый Кирилл крепко задел его своими
небрежными словами.
- А ты, - Кирилл обратился к Злобину, который осоловело глядел в белую
скатерть, как гусь в корыто, - то ли всерьез задумался, а то ли притворялся
пьяным, чтобы не трогали. - Видишь ли, у него сын в бегах. Захотел бы найти,
сказал бы мне... за пару "лимонов" мы бы тебе его доставили. Что, бедный?!
Не-ет. Хитрый. Это не он еврей, а ты еврей!.
Злобин сопел и молчал. Лев заступился за земляка:
- Васька сбежал из дому еще весной... когда никакой Чечни не было...
одна дедовщина, пьянь и наркота. И не трогай его - Саша страдает. Верно,
Саша?
Злобин через секунды три кивнул. И кивнул еще раз, то ли подтверждая
предыдущий кивок, а то ли забыв, кивал ли.
- А когда найдется парень, Саша держать его дома не будет. Потому что