"Геннадий Солодников. Пристань в сосновом бору" - читать интересную книгу автора

женскую половину.
В конце коридора на фоне окна он увидел девичий силуэт. Мягкая, с
легким, даже каким-то вкрадчивым, покачиванием походка: локотки полусогнутых
рук чуть на отлете - как скобочки на декоративной тонкой вазе.
- Лиля, - негромко окликнул он, еще не веря, что это она, и бросился
вперед.
Девушка приостановилась, повернулась вполоборота. Русин в порыве хотел
обнять ее за талию.
- А вот и мы! Не ожидала?
- Здравствуй, во-первых, - увернулась от него Лиля. - И не смотри на
меня, я еще не прибрана.
Только сейчас Николай заметил в ее руках мыльницу и зубную щетку. Все
это было естественно и обычно, но у Русина почему-то сразу испортилось
настроение. И пока она приводила себя в порядок перед зеркалом, посадив его
в комнате лицом к окну, он вспомнил тот легкий, проходной в общем-то, случай
в разоренном храме. Когда Ленька с ребятами ушел, а Николай ошалел от чтения
стихов, от шума ливня за оконным проломом, от молодой женщины рядом, Лиля
вот так же требовательно отстранилась от него, как и теперь в коридоре. Он
тогда молниеносно, но очень деликатно, сдерживая порыв, прильнул к ней.
Потом попытался обнять всерьез, поцеловать... И услышал совершенно
неожиданное: "Что вы, Николай! Вы ж меня еще в спектакле не видели..."

Снова затихли шаги под самой дверью, раздался по-хозяйски уверенный
стук. Звонкая тишина, сосредоточенное прислушивание, и опять - бум, бум,
бум: по ушам, по напряженным нервам.
Русин глянул на ключ, лежащий на столе. Открыть? И будь что будет...
Эти подозрительные, уничтожающие взгляды вахтерши. Этот унизительный тон.
Это отвратительное состояние застигнутого на месте преступления...
Наплевать! Еще немного, и он все равно не выдержит... А как же Лиля? Ему
что: лег - свернулся, встал - встряхнулся. Позорить-то будут ее. Она ж
наказала закрыться изнутри, ключ достать и открывать только на ее голос.
Надя придет вместе с ней, а третья жиличка ушла до самого вечера.
Николай уже стал приподниматься, чуть не скрипя зубами на тонкие звоны
панцирной сетки, но от двери быстро отошли и на этот раз.
Нет, зря все-таки он согласился ждать Лилю в комнате. Растаял,
растрогался от ее заботы. Ах, ах! Он не спал толком ночь, продрог на берегу
и пароме. Ах, какой у него несвежий цвет лица, под глазами мешки. Приляг,
пожалуйста, - конечно, не раздеваясь по-настоящему, - отдохни, пока она
сходит в свой дорогой Дворец культуры... И вот, как горе-любовник, как
последний неопытный мальчишка, вздрагивает теперь, боязливо замирает при
каждом стуке. Тьфу! Нет состояния хуже.
Опять шаги, теперь еще более решительные. И уже не стук, а голос -
женский, нетерпеливый:
- Откройте! Откройте, я ж знаю, что вы там. Я девочкам, Лиле с Надей,
только что звонила.
Ну, денек! "Ничего себе неделька начинается!" - вспомнил Николай
заключительную фразу из расхожего анекдота и в одних носках через всю
комнату побито пошел отпирать дверь.
- Здравствуйте, - как ни в чем не бывало сказала вошедшая девушка.
Поставила на стол эмалированный чайник, сняла пальто. - И чего вы