"Владимир Солодовников. Верните бутон дилетанту ("Принцип Криницина" #2) " - читать интересную книгу автора

кактус. В прошлый раз, осенью, когда он ни к селу, ни к городу набивал бутон, Дуська
слушала, как он потрескивал, созревая. Я этого потрескивания, понятно, не слышал, как
ни прислушивался. Кактус этот и раньше уже цвел; цветок был крупный, ярко-розового
цвета, и гордился я этим цветком необыкновенно. Но прошлой осенью бутон еще только
готовился стать цветком. Я вспомнил, как Дуська перед самым его раскрытием аккуратно,
чтобы не уколоться, перегрызла стебелек у игольчатой поверхности кактуса, схватила
передними лапками уже собравшийся раскрыться бутон и утащила его под софу. Я
буквально остолбенел от этакой кошачьей наглости. Так все быстро она это сотворила,
что я даже не успел ей помешать. Дуська минут пять чавкала в своем укрытии, потом
вылезла-таки из-под софы с мерзкими остатками того, что еще совсем недавно было
прекрасным бутоном. Чтоб тебя наизнанку вывернуло, мерзавку! Такую-то красоту
истерзала, испоганила! Ну, не от голода же она этот бутон пожрала? Тому, как я ее
кормлю, позавидовала бы любая, по-настоящему породистая кошка. А Дуська только
облизывалась плотоядно и посматривала на меня желтыми с красными отливами глазами.
"Тьфу на тебя! И что же ты такое натворила?!", - вслух только и вымолвил я, но
наказывать Дуську не стал. Кошачья психология мне непонятна, но занятна, и я все чаще
посматриваю на нее своими наивными глазами - глазами дилетанта. Я был убежден в
необыкновенности происхождения Дуськи: она ни с того, ни с сего появилась на
пепелище сгоревшей избы в опустевшей, нежилой деревне.
Итак, я сидел у окна уже который день и тосковал: ни от Егория нет звонка, ни от
Эдиты. Да и клиентов нет давно, а нет клиентов - нет денег. Столь долго ожидаемый
дверной звонок прозвенел для меня, тем не менее, неожиданно, даже напугал меня
поначалу своей пронзительностью и требовательностью в пустой и тихой квартирке
хрущовского типа. И Дуська встрепенулась, подняв мордочку и, теперь уже откровенно,
насторожив ушки. Она посмотрела сначала на меня широко-округлившимися глазами, а
затем соскочила с подоконника и вихрем устремилась в прихожую, из-за угла напряженно
поглядывая на дверь. Я подошел и открыл: в дверях стояла - кто бы мог подумать? -
Нюра, супруга моего дальнего родственника Петра Николаевича Варенцова из села
Ильинского, районного центра в нашей области. Но Нюра, как оказалось, была не одна: за
ее спину скромно спряталась то ли от смущения, то ли от страха перед городским
"высокообразованным детективом" уже пожилая, небольшого роста женщина. Я по-
хозяйски сначала пригласил их войти в квартиру. Нюра вошла без робости, как никак -
она свой здесь человек, частенько привозит мне гостинцы деревенские. А какие из
деревни гостинцы? - вы, пожалуй, догадываетесь. А вот другая женщина была куда как
несмелая, вошла робко да и встала у двери отрешенная какая-то. Я, как пригляделся,
признал и ее. Это была тетя Поля, Полина Галанина, тоже жительница села Ильинского,
хорошая знакомая Нюры. А кто у Нюры в том селе не знакомый! Ее все знали, со всеми
радостями - к ней, со всеми бедами - тоже, она все в себя впитывала, все про всех на селе
знала, а от нее никаких кляуз, никаких слухов не происходило. Кремень-женщина - вот
она какая, моя родственница Нюра!
-Ну, проходите же, чего встали, как неродные! Тапочки вот обуйте. Хоть и июнь, а
пол все равно холодный. Плащики-то свои давайте-ка.
Я помог женщинам раздеться, перед каждой поставил по паре тапок домашних.
Тапки эти - мое собственное приобретение, от моей бывшей жены - Людмилы - в
квартире ничего не осталось. Даже, знаете, дух ее выветрился, особенно, с появлением
Дуськи. И Нюра, и тетя Поля одеты были по-сельски: дождевички старенькие, сапоги
резиновые до колен, головы даже одинаковыми, темно-синими ситцевыми платками
повязаны. Я их на кухню сразу и пригласил. Они уселись несколько скованно, а я чай
решил пока "спроворить". Нюра вдруг всполошилась:
-Ой, старая кля-яча я, а гостинцы-то в прихожей в сумке и оста-авила.