"Федор Сологуб. Красногубая гостья (Сб. "Игра и кара")" - читать интересную книгу автора

Лилит.
Так назвал меня мечтательный юноша, один из тех, кого я любила. Он
умер.
Умер, как все, кого я любила. Любовь моя смертельна - и мне хорошо,
потому что любовь моя и смерть моя радостнее жизни и слаще яда.
Николай Аркадьевич заметил:
Если яд сладок.
Он старался легко и шутливо улыбаться, но чувствовал, что улыбка его
бледна и бессильна.
С холодною, почти безжизненною настойчивостью повторила Лидия:
- Слаще яда. Во мне душа Лилит, лунная, холодная душа первой эдемской
девы, первой жены Адама. Земное, дневное, грубое солнце мне, бледной
Лилит, ненавистно. Не люблю я дневной жизни и безобразных ее достижений. К
холодным успокоениям зову я тех, кого полюбила. К восторгам безмерной и
невозможной любви зову я их. Пеленою мечтаний, которые слаще ароматнейших
из земных благоуханных отрав, я застилаю безобразный, дикий мир дневного
бытия. Многоцветною, яркою пеленою застилаю я этот тусклый мир перед
глазами возлюбленных моих. Крепки объятия мои, и сладостны мои лобзания. И
у того, кого я полюблю, я прошу в награду за безмерность и невозможность
моих утешений только малого дара, скудного дара. Только каплю его жаркой
крови для моих холодеющих вен, только каплю крови прошу я у того, кого
полюбила.
Очарованием великой печали и тоски безмерной звучали золотые звоны ее
отравленных странным и страшным желанием речей. В холодной глубине ее глаз
разгоралось холодное, зеленое пламя - и мерцание этого пламени чаровало и
обезволивало Николая Аркадьевича. Он сидел и молчал и слушал тихие,
золотом звенящие слова свой зеленоокой, красногубой гостьи.


Глава 9


И она говорила:
- Только одну каплю крови. Моими устами приникну я к телу
возлюбленного моего. Моими жаждущими вечно устами я, как вставший из
могилы вампир, вопьюсь в это милое, горячее место между горлом и плечом,
между горлом, где трепещет дыхание жизни, и белым склоном плеча, где
напряженная дремлет сила жизни. Вопьюсь, вопьюсь в сладостную плоть
возлюбленного моего, и выпью каплю его жаркой крови. Одну каплю, - ну,
может быть, две, три или даже четыре. Ах, возлюбленный мой не считает!
Возлюбленному моему и всей своей крови не жалко, - только бы оживить меня,
холодную, жарким трепетом своей жизни, - только бы я не ушла от него, не
исчезла, подобная бледному, безжизненному призраку, исчезающему при раннем
крике петуха.
Стараясь улыбнуться, Николай Аркадьевич сказал:
- Все это, что вы говорите, конечно, очень интересно и оригинально, -
но я не понимаю, какое отношение я имею ко всему этому.
Но он сейчас же почувствовал всю ненужность и неправду своего жалкого
ответа. И потому, по мере того, как он говорил, голос его становился глуше
и слабее, и последние слова он сказал совсем тихо, почти прошептал.