"Федор Сологуб. Свет и тени (Сб. "Игра и кара")" - читать интересную книгу автора

привычке напиханного в карман, нащупал он ножик и потянул его, а с ним
заодно и какую-то книжку.
Володя еще не знал, что это за бумага в его руке, но, уже вытаскивая
ее, вдруг вспомнил, что эта книжка с тенями, - и внезапно обрадовался и
оживился.
Так и есть, это - она, та самая книжка, о которой он уже и забыл,
занявшись уроками.
Он проворно вскочил со стула, подвинул лампу поближе к стене,
опасливо покосился на притворенную дверь, - не вошел бы кто-нибудь, - и,
развернув книжку на знакомой странице, принялся внимательно разглядывать
первый рисунок и складывать по этому рисунку пальцы. Тень выходила сначала
нескладная, не такая, как надо, - Володя передвигал лампу и так и этак,
сгибал и вытягивал пальцы, - и наконец получил на белых обоях своей
комнаты женскую головку в рогатом уборе.
Володе стало весело. Он наклонял руки и слегка шевелил пальцами, -
головка кланялась, улыбалась, делала смешные гримасы. Володя перешел ко
второй фигуре, потом к следующим. Все они сначала не давались, но Володя
кой-как справился с ними.
В таких занятиях провел он с полчаса и забыл об уроках, о гимназии, о
всем в мире.
Вдруг за дверью послышались знакомые шаги. Володя вспыхнул, сунул
книжку в карман, быстро подвинул лампу на место, причем едва не опрокинул
ее, - и уселся, сгибаясь над тетрадкою. Вошла мама.
- Пойдем чай пить, Володенька, - сказала она.
Володя притворился, что смотрит на пятно и собирается открыть ножик.
Мама нежно положила руки на его голову, - Володя бросил ножик и
прижался к маме раскрасневшимся лицом. Очевидно, мама ничего не заметила,
и Володя был рад этому. Но ему все-таки было стыдно, словно его поймали в
глупой шалости.


Глава 3


На круглом столе посреди столовой самовар тихо напевал свою воркующую
песенку. Висячая лампа разливала по белой скатерти и темным обоям
дремотное настроение.
Мама задумалась о чем-то, наклоняя над столом прекрасное бледное лицо.
Володя положил руку на стол и помешивал ложкою в стакане. Сладкие
струйки пробегали в чае, тонкие пузырьки подымались на его поверхность.
Серебряная ложка тихонько бренчала.
Кипяток, плеща, падал из крана в мамину чашку.
От ложечки на блюдце и на скатерть бежала легкая, растворившаяся в
чае тень. Володя всматривался в нее: среди теней, бросаемых сладкими
струйками и легкими пузырьками воздуха, она напоминала что-то, - что
именно, Володя не мог решить. Он наклонял и вертел ложечку, перебирал по
ней пальцами, - ничего не выходило.
"А все-таки, - упрямо подумал он, - не из одних же пальцев можно
складывать, тени. Из всего можно, только надо приноровиться".
И Володя стал всматриваться в тени самовара, стульев, маминой головы,