"Наталья Зоревна Соломко. Горбунок (Повесть) " - читать интересную книгу автора

- Видишь ли, у нас не было детей...
- Павлик, я не понимаю, - с растерянной злостью перебила мама, - чего
ты перед ним отчитываешься, не его это дело!
- Танюша, помолчи немного, ладно? - строго и ласково попросил Поль. -
Это его дело: нам ведь вместе жить...
- Не понял, - снова надерзил Горбунов. - Вы на ком женитесь? На маме
или на нас с братом?
Поль захохотал. Он топал ногами, хлопал Горбунова по плечу.
- Отличный вопрос, старик, двадцать копеек ! - наконец сказал он,
вытирая веселые слезы. - Из тебя будет толк. Отвечаю на вопрос: женюсь я на
вас - на всех вместе, если ты не против. Семья должна быть большой и
веселой. И сообщаю тебе по секрету, что на вас с Бобом мы не остановимся...
- Как это? - не понял Горбунов.
- Очень просто, старик. У тебя скоро будет сестренка. Как ты на это
смотришь?
- Быстро... - хмуро отозвался Горбунов и уставился за окно (там ветер
мотал ветви тополя и собиралась роскошная июньская гроза): он знал, откуда
берутся дети, и смотреть на маму и на Поля не мог.
- Что быстро? - переспросил Поль.
- Заделали вы ее быстро, - разъяснил Горбунов. - А ваша старая жена,
она теперь как?
- Ты очень злой человек, Гелик,- сказала мама и заплакала. - Немедленно
встань в угол.
Горбунов хмыкнул: неужто она надеется, что в углу он станет добрее?
- Ты слышал, что я тебе сказала?
Горбунов слышал, но стоял на месте, от непонятной тоскливой обиды
щипало в носу и почему-то хотелось умереть - не видеть, не слышать ничего.
- Вот родите себе нового ребенка, - ответил Горбунов, сдерживая
слезы, - и пожалуйста! И ставьте его, сколько вам влезет!

XV.

Жили они теперь у Поля, в огромной старинной квартире в центре города
(высоченные потолки с лепниной, вощеный паркет, за большими окнами шум
главной улицы). Горбунов квартиры боялся. Тут хозяйничал пятнистый дог Кузя,
незлой, но не спускающий с Горбунова внимательного, стерегущего взгляда,
будто знал, что Горбунов вор. Потом они привыкли друг к другу, и Горбунов
гулял с ним по двору. Но радости не было. Это был чужой пес, чужой двор, и
надо было потом возвращаться в чужую квартиру, полную чужих вещей и чужих
запахов, среди которых совсем потерялся единственный, с детства родной
запах - маминых духов "Белая акация"...
Брат уже две недели лежал на диване, глядел в стену, и лучше было его
не трогать. Он говорил только одно слово:
- Отстань.
Лежал он так и молчал с той поры, как вернулся из Москвы. Он
провалился-
Иногда Поль садился к нему на диван, уговаривал:
- Да брось, старик, подумаешь, нашел из-за чего впадать в меланхолию.
Вставай, ну!
Брат не отзывался, зарывался лицом в подушку.