"Наталья Соломко. Развлечения в скучную пору (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

должен за него заступиться. Но я не делаю этого, ну его. Когда говорят: "У
него брат - дурак", - внутри у меня всё замирает, и хочется втянуть голову в
плечи. Но я смеюсь вместе со всеми. Жизнерадостно подтверждаю: "Ага, дурак!"
И взахлеб рассказываю что-нибудь такое о его жизни, дурацкое. Все хохочут. И
я с ними вместе, чтоб ясно было: он - дурак, а я - нет. Я - нормальный. Как
все.
- Ага! - говорит Коська. - Расскажи в другой раз: бабка у него дома! У
нас твоя бабка, они с дедом в дурачка играют каждый вечер, будто не знаешь.
- Ну и что, - говорю я, - а может. Тузик дома. Это еще хуже бабки...
Тузик - наша собака. Злая. Просто жуткая собака, всех кусает. Ее
Соколовы оставили, когда уезжали. Привязали на цепь у дома и уехали. Она и
караулила заколоченный дом. А у самой ни воды, ни еды. Ох, и выла. А Котова
ее отвязал, домой притащил. Вот теперь она и кусает, кого вздумает. Осенью
отец приезжал - так и его эта наша злющая собака укусила. Отец застрелить
хотел, но бабка не дала. "Один у Вовки дружок, а ты его стрелять хочешь,
паразит!" - сказала. Отец отступился. А Котову Тузик любит и не кусает.
Котова его за уши таскает, борется с ним, и Тузик - ничего, только хвостом
машет.
- Щас все собаки в лесу, - говорит Тюля, - мышкуют. Что, ваш Тузик всех
глупее, что ли?
А Наташка смеется согласно.
Тогда я говорю им самое главное - про ружье: оставшись в доме один,
пугливый, сумасшедший брат мой достает из шифоньера отцовское ружье,
заряжает (я сам научил его когда-то) и даже на двор, в покосившуюся дощатую
уборную, ходит вооруженным. Ну, он всего на свете боится: темноты, тишины...
А больше всего он боится оставаться дома один.
Эти мои слова - про ружье - ошибка. Потому что все сразу приходят в
восторг и начинают радостно вопить, как это будет здоровски интересно... А
Наташка смотрит на меня своими глазами, стоя рядом с Тюлей, только вряд ли
меня замечает. Она вообще никого, кроме драгоценного своего Тюли не
замечает, обхохочешься. И я гляжу ей в глаза и улыбаюсь пренебрежительно. Я
ее знать не желаю. И ее. И ее обожаемого Тюлю. Они дружат. Подумаешь! И чего
он в ней нашел? Девчонка!.. Волос долог да ум короток... (Я давно уж влюблен
в нее).
И вот мы идем по узкой тропе в сугробах, идем к моему дому, и снег так
громко и тоскливо скрипит у нас под ногами. Мы идем пугать моего брата.
Ванька и Коська хохочут, сговариваются притвориться "зыками", которые
сбежали. Это правда, поблизости есть лагерь, и "зыки", бывает, бегают. Но
летом, А сейчас куда побежишь - снега по грудь, не выбраться из тайги. Не
бегают зимой "зыки".
- Не бегают зимой "зыки", - говорю я Коське и Ваньке.
- Больно он понимает, он же дурак! - жизнерадостно отвечает Коська.
Дать бы ему в ухо. И Ваньке тоже. Но я не решусь на это. Да еще и
Наташка идет с нами. Мне хочется, чтоб мы все шли и шли вот так, скрипя
снегом, под огромным ледяным небом. И чтоб Наташка шла рядом.
К дому мы подходим крадучись. Там окна чуть светят. Там брат мой Котова
пристально таращится в телевизор. Он сидит в обнимку с отцовским ружьем и
настороженно вглядывается в мельтешение серых теней на экране. Я вижу это,
подобравшись к окошку по глубокому снегу, начерпав в валенки. А что там
показывают по телевизору, не видать мне. Зато хорошо мне видать с моего