"Иван Солоневич. Диктатура импотентов. Социализм, его пророчества и их реализация" - читать интересную книгу автора

устои материального существования бюрократии. Но такому же изгнанию
подвергался и чиновник, который свое право на взятку пытался
интерпретировать как право на вымогательство. Взятка, я бы сказал, была
добродушной. Так же добродушен был и ее приемщик. Чиновник старого режима
начинал свой рабочий день в 10 утра и кончал в 3 дня. В течение этих пяти
часов он имел возможность зайти в ресторан, выпить рюмку водки, сыграть
партию в биллиард - и вообще работой обременен никак не был. И не старался
себя обременять. Он не был человеком навязчивым и, будучи в той или иной
степени революционно настроенным, никаких правительственных мероприятий
особенно всерьез не принимал. Он, кроме того, считал себя нищим.
Государственная служба везде оплачивается сравнительно низко. Это,
вероятно, объясняется очень просто, законом спроса и предложения. Маленький
провинциальный чиновник получал жалованье, достаточное для того, чтобы семья
из пяти человек была вполне сыта, имела бы квартиру комнаты в три и по
меньшей мере одну прислугу. Но материальные требования этого чиновника
определялись не его "общественным бытием", а остатками дворянской традиции.
Дворянская традиция в России, как и в других странах Европы, требовала
"представительства". Физический труд был унизителен. Квартира из трех комнат
была неприличной. Наличие только одной прислуги было неудобным. В силу этого
чиновник считал себя нищим. Он, кроме того, считал себя образованным
человеком. Рядом с ним жил человек, которого никто а России не считал
образованным: купец. Наш крупнейший драматург Островский населил русскую
сцену рядом гениальных карикатур на то "Темное царство", которое почти в
одиночку кое-как строило русскую хозяйственную жизнь. Наш величайший сатирик
Салтыков населил русское читающее сознание образами Колупаевых и Разуваевых
- кровавых хищников, пьющих народную кровь. Наш величайший писатель Лев
Толстой пишет о русском деловом человеке с нескрываемой ненавистью.
Позднейшая политическая и художественно-политическая литература связала
Толстого с Марксом и выработала на потребу русскому сознанию тот тип,
который сейчас плавает по континенту США в качестве "акулы мирового
империализма". То, что сейчас советская пропаганда говорит об "империализме
доллара", взято не только из Маркса. Это взято также и от Толстого.
Мелкий провинциальный чиновник Маркса не читал. Но Толстого и прочих
он, конечно, читал. Он считал, что он, культурный и идейный человек (взятки
никогда в мире никакой идее не мешали, как никакая идея не мешала взяткам)
"служит государству". А его сосед по улице, лавочник Иванов, служит только
собственному карману, других общественных функций у этого лавочника нет. Он
груб. Он ходит в косоворотке, и его жена сама стирает белье. Скудное
чиновничье жалованье путем таинственной "стихии свободного рынка" переходит
в карманы лавочника. Если лавочник продает чиновнику на рубль мяса, то на
тридцать копеек он выпивает чиновничьей крови. Он, лавочник, ничего не
производит, даже входящих и исходящих. Он есть представитель внепланового,
государственно контролируемого хозяйственного хищничества. Он есть, кроме
того, и классовый враг.
Классовым врагом лавочник был уже для Толстого: это именно он скупал
"дворянские гнезда", вырубал "вишневые сады". Потом он стал скупать и
птенцов этих гнезд, и владельцев этих садов: дворянство разорялось, а
буржуазия строила. Мелкий провинциальный чиновник литературно унаследовал
эту дворянскую классовую вражду: во всякой школе преподавали русскую
литературу, и во всей русской литературе частный предприниматель был