"Владимир Солоухин. При свете дня" - читать интересную книгу автора

Цинандали, то - застолье в руинах старинной крепости, а то - в реке...
Да, в быстрой светлой реке. Устроили там помост, по дощечкам мы
пробирались к столам, и у нас под ногами (видно сквозь щели) мчится
вода. Цыплячью косточку или объеденную виноградную кисть не
заботься положить на тарелку, бросай вниз, унесет речная струя. Из
калейдоскопа лиц, тостов, блюд, бокалов, рукопожатий, обниманий,
целований выделились и остались три эпизода. Один - на той
правительственной даче, где мы жили (ночевали, вернее сказать). Там
ведь стояли постоянно накрытые столы. Белоснежные скатерти,
тарелочки большие и маленькие - по ранжиру. Достаточно сесть за стол,
как тотчас появляется "молодой человек" (а то и двое) с коньячной
бутылкой в руке. Ну и закуска будет по вашему требованию. Без толку не
стоит, чтобы не заветривалась. И вот уж не в последний ли вечер нашего
там пребывания разговорились о винах, о грузинских, в частности, винах,
и вдруг выяснилось, что никто из нас не знает, что за вино "Чхавери".
Знаем все эти "Мукузани", "Гурджаани", "Тибаани", знали также все эти
сластящие - "Оджалеши", "Ахашени", "Твиши", "Кинзмараули",
"Хванчкару", но вот - "Чхавери"...
- Да вы что?! - удивился кто-то из грузин. - Как же вы жили
до сих пор? Это же розовое вино, это же тончайший букет, это же... Это
же...
- Но ведь мы же находимся на правительственной даче. Здесь,
небось, свои винные погреба... Молодой человек!.. Молодой человек тут
как тут.
- У вас найдется "Чхавери"?
- Разумеется!
И вот оно - розовое вино. Тончайший букет. "Чхавери".
Нюхали, пригубливали, причмокивали... Да... "Чхавери"... Распили по
бокалу, потом по второму и как-то сразу остановились. И кто-то уж
произнес приговор: "Замечательное вино, тончайшее, но... не рабочее".
"Не рабочее" не в том смысле, что не для рабочего класса, а не рабочее в
том смысле, что нельзя в тесном кругу друзей сидеть и пить целый вечер,
как, например, "Тибаани", когда бокал за бокалом, а затем и бутылка за
бутылкой... Нет, не рабочее вино "Чхавери". Но все же попробовали и
теперь будем знать.
Второй памятный эпизод - другого характера. Все мы знали,
что Твардовский не любит Маяковского. И поделом. Многие
недоумевали: как же так? А мне всегда это было понятно, но только я не
знал, до какой степени простирается эта нелюбовь и насколько
принципиальна. И вот, когда приехали в Багдади, к дому, где родился
поэт, и все "участники" и сопутствующие, разные там корреспонденты,
повалили валом в мемориальный домик, Твардовский не вышел из
машины. То есть даже на землю не ступил, где ступали босые ножонки
будущего поэта. Проявил строгость. Что же, такое не забывается. Иные
считали, что это бравада, вызов общественному мнению. Скажите,
пожалуйста! Все - любят, все считают крупнейшим и талантливейшим, а
он, видите ли, - не любит! Куда Союз писателей смотрит? И никому не
пришло в голову, что Маяковского не только можно не любить, что его
надо не любить, что его вовсе и не за что любить, и вот нашелся человек,
нашлась личность, которая продемонстрировала публично (хотя и