"Владимир Алексеевич Солоухин. Закон набата (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

бревенчатому настилу выкатывали за оглоблю телегу с пожарной машиной,
бочку для воды (тоже устроенную на оглоблях), разбирали багры, топоры,
лопаты.
Объявлялось, что "горят" Черновы. Вся пожарная оснастка
переправлялась к Чернову дому. Раскатывали брезентовые рукава к пруду или
к колодцу. В своем селе на руках, не теряя времени на запрягание лошадей,
катили телеги с пожарными машинами. Проверка не кончалась на том, чтобы
просто подбежать к "горящему" дому. Время замечалось по первой струе,
направленной на крышу и на стены: честь для пожарной дружины, если вода
польется через семь минут после того, как разнесся голос набата.
В жаркую погоду брандспойтщик вильнет струей на толпу, в особенности
на баб и мальчишек. Тревога, с ее неизбежным ударом по нервам людей,
разражалась визгом, смехом, весельем. Все переходило на шутку.
Эти своеобразные "маневры" проводились раз по пять за лето, так что
все было отработано в тонкости, в любую минуту было начеку. Правда, и
пожары случались чаще.
Позже, перед самым снятием колоколов, когда стали уж нарушаться в
селе веками сложившиеся патриархальные порядки, кто-то подговорил Витьку
Гафонова понарошку ударить в набат, и он ударил.
Мужики и бабы побросали косы и серпы (стояло жнитво), полумертвые
прибежали в село, кое-кто от самого Самойловского леса.
Велик и непреложен закон набата: старый ли ты, усталый ли, занятой ли
ты человек - бросай все и беги на зовущий голос.
Этот голос всегда означал только одно: другим людям нужна твоя
немедленная, безотлагательная помощь. И бегут с топорами, с лопатами, с
ведрами. Кое-кто с вилами - на всякий случай. Неизвестно, что за беда. Не
ровен час, пригодятся и вилы.
И поднимается в тебе (несмотря на беду) некое восторженное чувство,
что ты не один, что, случись у тебя беда, и для тебя точно так же побегут
люди, потому что непреложен и велик закон набата.
Вот и теперь я бегу вроде бы один в темноте, но слышу то справа, то
слева тяжелый топот и шумное дыхание. Значит, еще бегут мужики. Бегут
напропалую, не выбирая дорог и в грязи и мраке.
Я успеваю подумать, спросить себя, почему все мы бежим, и не к
пожарнице, а за Грыбовых, на зады. Не любоваться же пожаром повскакали мы
все с постелей. Ну, да это вот почему. Олепинец близко, какой-нибудь
километр за оврагом и буграми - добежим. А около пожарницы хлопочут,
наверно, другие люди - дружина. Они небось знают свое дело.
За околицей на луговине собрались в одно место все бежавшие. Не
очень-то много народу осталось в селе, мало собралось и здесь. Пять-шесть
мужиков, а то все больше бабенки.
Все глядим туда, где в непроглядной разбойничьей черноте мокрой
осенней ночи за черным далеким бугром, безмолвное, темно-красное, стоит
зарево.
Было это похоже, как если бы на черной линии земли лежал раскаленный
уголек, временами кто-то дует на него, отчего зарево странно пульсирует, в
стороны и кверху.
Иногда желтое сердцевидное пятнышко зарева раскаляется до белизны. В
эти секунды краснота растекается еще дальше во все стороны, особенно
кверху, подсвечивая нижние, черные лохмотья набрякших осенних облаков.