"В.А.Солоухин. Владимирские проселки (Лирическая повесть) " - читать интересную книгу автора

туда ли идем, куда нужно, или все дальше, непоправимо дальше уходим от
истинного пути.
Остался не записанным на пленку исторический возглас Колумбова матроса,
который заорал вдруг сверху: "Земля!" Так что навсегда неизвестно, сколько
страсти и радости прозвучало в том осипшем от жажды голосе. Положение могло
бы быть исправлено, если бы при нас находился записывающий аппарат. Не беда,
что слово было другое. Роза не успела вспомнить даже, что должна показаться
Махова сторожка, и закричала просто: "Изба!". При этом она запрыгала и
захлопала в ладоши, чего Колумбов матрос, наверно, не делал. Впрочем, кто
его знает!
Махова сторожка и правда оказалась не чем иным, как бревенчатой избой,
обнесенной пряслом. Одной стороной она примыкала к лесу, с другой стороны
расстилалась обширная цветущая луговина, на дальнем краю которой угадывалась
речка. Было видно, как по речке луговина далеко углубляется в лес и вправо и
влево. Шагах в ста от избы, на просторе, росла могучая береза. Под тенью
этого дерева могла бы расположиться и рота солдат. Тем вольготнее
расположились мы двое.
В лесу нельзя было не только что сесть отдохнуть, но даже остановиться,
потому что тотчас появлялись рои жирных, неизвестно на чем отъевшихся желтых
комаров. Здесь, на луговине, гулял ветерок и, пока мы отдыхали, ни один
комар не пропищал над ухом. Одно это было блаженством.
Оборудовав место отдыха, то есть постелив на цветы все, что было можно,
мы отправились к избе на разведку. Я заглянул в окно и увидел за столом
семерых (нет, не братьев-разбойников), а просто здоровенных мужиков. Перед
ними стояли два алюминиевых блюда, или, лучше сказать, таза, наполненных
макаронными рожками, а также несколько крынок молока. Буханки хлеба
громоздились одна на другую на краю стола.
В огороде, рядом с избой, работала девушка, надо полагать, дочь
лесника. С ней мы и вступили в переговоры. Оказалось, ни самого Махова, ни
лесничихи нет дома - они в три часа утра ушли не то сажать, не то окапывать
елочки и вот до сих пор не приходили.
- Нельзя ли купить молока и хлеба?
- Молоко, что было, все подала к обеду рабочим (значит, тем, что сидели
в избе), а больше еще не доила.
- Когда придет время доить корову?
- Можно подоить сейчас, но парное молоко будете ли вы пить в такую
жару?
- Опустите его в колодец, и оно остынет.
- Если вы не торопитесь, пожалуй, я так и сделаю. - И девушка побежала
в лес, откуда послышался ее голосок: "Зорька! Зорька, Зорька, куда ты
запропастилась, холера!"
Потом зазвенел колокольчик, и Зорька, дородная, важная корова, вышла на
поляну. Она шла гордо, как бы сознавая свое великое значение в жизни людей.
Ведь сказал же остроумный исландский писатель Лакснесс, что корова
по-прежнему остается более ценным агрегатом, чем, например, реактивный
самолет.
- Барыня она у нас, - рассказывала девушка, между тем как первые
струйки молока со звоном ударились о дно подойника. - Вон у нее угодья-то
какие. Думаете, она подряд траву ест? Как бы не так. Ходит целый день и
выбирает по травке. Там травку сорвет да там листик. Зазналась совсем,