"В.Солоухин. Двадцать пять на двадцать пять и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

Двадцать пять на двадцать пять.
Я туда-сюда глазами,
А залетки не видать.

Ты сыграй, сыграй, тальяночка,
Недорого дана:
От Петрова до Покрова
Все работал на тебя.

Теперь понятно, почему хотелось иметь гармонь Алеше Воронину. Два года
просил у отца, вымогал и клянчил:
- Папаня, купи гармонь!
Перед каждой ярмаркой, перед каждой поездкой отца в город - в
Юрьев-Польский или во Владимир - одна и та же песенка:
- Папаня, купи гармонь!..
Пиликать Алеша немного научился у завзятого гармониста Витьки
Огуренкова, приходящегося дальней родней, почему тот и доверял подержать в
руках драгоценный предмет и даже показывал, как расставлять пальцы по
перламутровым пуговкам-ладам. Что-то похожее на краковяк выговаривала
гармонь под непослушными, как бы немыми еще пальцами подростка: "Раз пошла,
два пошла, третий раз подумала". Получается, получается! Если бы на недельку
эту гармонь! Посидеть бы с ней на крылечке, подобрал бы "Златые горы". А
если бы свою, постоянно, навеки...
- Папаня, купи гармонь!
Не думалось о том, что вместе с почетом гармонь несет еще и
обязанности. Приятная, музыкальная, но работа. Недаром девки скомканным
платочком собирают пот с гармонистова лба. Заиграл на гулянье, собрал народ
в большой танцевальный круг - хочешь не хочешь, а играй. Танец, другой, ну
пять танцев... Нет, приходится заряжать часа на два. Другие парни гуляют по
деревне, не привязанные к месту гармонью, а ты сиди в кругу, потей, глотай
пыль из-под танцующих ног. И уйти нельзя. То есть можно уйти, никто не
приказывает. Но совестно обездоливать народ. Кроме того, видимо, есть это
чувство, что за почет надо чем-нибудь и платить. Кроме того, девки
уговаривают, а среди них одна, которой и уговаривать не надо. Поглядит - и
словно обессилит глазами...
Тому же мечтающему о гармони Алеше Воронину если бы сказала Райка
Братчикова: "Поиграй, Алешенька, я тебе и ремешок поправлю..." - и поправила
бы ремень на плече. Тогда ведь играл бы Алеша день и ночь.
Эта Райка на глазах перегоняла мальчишек-сверстников, формировалась из
подростка, из угловатой девчонки в девку. Все округлялось у нее, наливалось,
распирая девчоночьи платьишки, а в глазах появилась дерзинка, что-то такое
вызывающее и приманивающее.
Как бы пройти мимо Райкиного дома с гармонью, чтобы она выглянула из
окна (чей, мол, там появился гармонист?), пройти бы мимо, не поведя глазом.
Или так. Гулянье собралось, а гармони нету. Все ходят понурые, не гуляется
без гармони. В это время зайти с задов, из прогона, будто бы от Прокошихи, и
растянуть мехи. Все обрадуются: гармонь идет! Васька Кочетков. Ба! Никакой
это не Васька, это Алешка Воронин!
Впрочем, может, вовсе не из-за Райки и не из тщеславия хотелось ему
иметь гармонь, но вполне безотчетно и беспричинно, из побуждений чистого,