"В.Солоухин. Приговор (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

все-таки онкологу. Я даже два раза записался к врачу (у нас это делается по
телефону), но оба раза прийти в поликлинику мне помешали какие-то мелочи.
Первый раз, помнится, я был записан на три часа дня. но в этот же день,
именно в три часа, совпало заседание президиума Литфонда, а так как я перед
этим пропустил несколько подобных заседаний, то пропускать еще одно было
крайне неловко, и я выбрал заседание вместо поликлиники и сидел на нем
несколько часов. Мы разбирали заявления членов Литфонда о путевках, о
пособиях, о намогильных памятниках, слушали отчет комиссии, обследовавшей
Дом творчества в Переделкине, и все это было хорошо и прекрасно, но к врачу
я в этот день не попал.
На другой неделе я записался снова на три часа. До этого времени
предстояло сделать несколько небольших дел. Заехать в издательство "Молодая
гвардия" и поговорить там в отделе художественного оформления, чтобы они
поискали хорошего гравера для будущей моей книги, затем заехать в
издательство "Советский писатель" и отдать им четыре стихотворные рукописи,
которые были даны мне для прочтения и отзыва, затем заехать к машинистке и
взять у нее перепечатанную рукопись будущего однотомника стихотворений,
затем заехать к одной неизвестной мне старушке и посмотреть у нее будто бы
старую икону, затем заехать в сберкассу и взять немного денег, потому что
деньги у меня кончились. Между этими делами я должен был позвонить по
телефону в шесть других мест и решить похожие же книжные, журнальные,
статейные, стихотворные, переводческие дела, которые можно было решить по
телефону. Время я рассчитал как будто точно. Но всегда получается потом, что
тратишь на дело двадцать пять минут вместо пятнадцати и пятнадцать вместо
пяти. Достаточно встретиться на лестнице с кем-нибудь из своих товарищей,
поздороваться, спросить, ответить, рассказать, выслушать - и вот уж нет
двадцати минут. Нужные телефоны в этот день, как нарочно, все были заняты,
так что частые острые гудочки больно отзывались в ушах. Вместо трех часов я
освободился от дел только в четверть пятого. И теперь можно было еще поехать
к врачу, но я к этому времени почувствовал такой голод, что вместо
поликлиники отправился в Дом литераторов, вместо онкологического кабинета
оказался в ресторане, где и прообедал до шести часов вечера. А на другой
день уехал в Карачарово с намерением провести там намеченные полтора месяца,
написать три давно уже задуманных рассказа, а также закончить давно начатую
небольшую работу о Державине. И еще кое-какие мелочи. В частности, скорее
надо было разделаться с переводом Абуталиба Гафурова, народного поэта
Дагестана, за который я взялся еще весной. Собственно говоря, это была не
книга, а ворох подстрочников (стихи, поэмы, проза), все, что написал за свою
жизнь Абуталиб. Из этого я на свой вкус должен был выбрать, перевести и
составить хотя бы небольшую книжицу, чтобы (по желанию издательства
"Современник") русский читатель получил представление об этом
девяностолетнем поэте, известном больше из книги Расула Гамзатова "Мой
Дагестан" по многочисленным притчам "Абуталиб сказал".
Никакой ощутимой тревоги в сердце не было, иначе я не променял бы
посещение врача на заседание и обед. Но вот я поймал себя на том, что
невольно стремлюсь возвратиться к недописанному, скорее сесть за задуманное
и вообще навести порядок в своем литературном хозяйстве.
Но почему Карачарово и почему обязательно уезжать из Москвы? Начну со
второй половины вопроса. К пятидесяти годам складываются привычки, которые
трудно ломать. К тому же известно, что каждый писатель имеет своенравные