"В.Солоухин. Зимний день и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

равно, какое утро: лишь бы сытно поесть и спрятаться в укромное место? Или и
у него может быть восторг от такого необыкновенного утра? И предчувствует ли
он неминуемое, что нависло над ним, предчувствует ли судьбу свою? А судьба
его - мы!
Только на миг показалось мне нелепым в такое утро выходить на убийство.
Впрочем, скорее всего, проходим попусту. Из нас пятерых - ни одного
порядочного охотника, так себе, любители районного масштаба. Пошли же
потому, во-первых, что давно собирались, что получили, во-вторых,
долгожданную лицензию на отстрел одного лося и что охота, в-третьих,
представлялась простой и короткой. Увидим, выстрелим, как если бы в
корову, - и конец.
Впереди - вкусное жаркое. Выпьем в компании, поговорим, пошутим,
посмеемся. Как еще можно лучшим образом провести выходной день в маленьком
районном поселке?
Я не охотник, а рыболов. Сколько раз говорили мне, что я не охотник
только до первого выстрела. Как убеждали меня, что я не охотник единственно
по неведению. Однако и охотником, значит, нужно родиться.
У меня есть отличный малокалиберный карабин, из которого я попадаю в
ромашку, в еловую шишку, в кувшинку, десятикопеечную монету на таком
расстоянии, на каком попадание зависит от стрелка, а не от оружия. Несколько
раз я выходил со своим оружием в лес (стрелять я очень люблю) и приносил на
жаркое то жирных, отъевшихся на рябине дроздов, то дикого голубя, то
тетерку. Как чутко я ни прислушивался к себе после каждой охоты, но - увы! -
никакого охотничьего азарта, горения, трепета не удалось мне уловить в моем
неотзывчивом, значит, на охоту сердце.
Сегодня вот, правда, немножко зацепило. Может быть, тому способствовали
особенно тщательные коллективные сборы и приготовления. Эти жаканы, эта
картечь, эти острые охотничьи ножи. Ну, и необыкновенность дичи - все-таки
лось, а не дикий голубь.
Признаться ли вам, что я никогда не видел лося на свободе, как зверя, а
не как пленника зоопарка. Впрочем, не помню, видел ли я его даже в зоопарке,
там обычно глазеешь на тигров, барсов и бегемотов. К вольеру с лосями лень
пройти лишних пять - десять шагов.
Теперь мне предстояло не только увидеть, но и убить этого зверя, убить
в лесу, по всем правилам охоты, по праву человека с ружьем, хозяина земли,
распорядителя над природой, по крайней мере считающегося таковым.
Хотя, если раздуматься, почему бы птицам, например, которых, конечно
же, больше на земле, чем людей (сто миллиардов штук), не считать, что
планета Земля предназначена главным образом для них? Почему бы классу
насекомых (триста тысяч видов), всем этим комарам, муравьям, жукам и
бабочкам, не считать себя основными обитателями планеты, а остальных
существующими для их, комариного и муравьиного, удобства? Мало того, может
быть, некая смертоносная бацилла возьмет в конце концов верх над всеми иными
формами жизни и останется господствовать на земле одна. Правда, некому тогда
будет любоваться таким вот зимним морозным утром, снегами, окрашенными
зарей, небом, до головокружения зовущим в свою беспредельную голубизну. Горд
человек, называющий сам себя царем природы.
Вот идет впереди меня работник милиции Манечкин. Рядом с ним директор
текстильной фабрики Сыромятин. Сзади поспешают рядком, дымя на ходу
папиросами, еще два "царя" - шофер директора Быков и бухгалтер Краснов. Я