"В.Солоухин. Григоровы острова (заметки о зимнем ужении рыбы) " - читать интересную книгу автора

луговинка, тут еще старушки богомолки все отдыхали, поздней обедни
дожидаючись. Вот на этой луговинке, ближе к ручейку, на самой кромочке
отменный бывает клев!
- Интересно. Надо когда-нибудь попробовать.
Сначала, слушая этот разговор, я подумал, что нас с Сашей разыгрывают.
Но нет, говорят серьезно. Борис Петрович обстоятельно объяснил:
- Разве вы не знаете, что был такой город Корчева? Небольшой купеческий
городок, однако все как следует: и собор, и трактиры, и разные магазины, и
гимназии, и базар, и сады с огородами, и ремесленники, и герани на окнах, и
извозчики, и гостиница, и богоугодные заведения... Когда образовалось
Московское море, которым мы теперь идем, город подвергся затоплению: ведь
все, что вы теперь видите, - Борис Петрович показал на ледяные просторы, -
все это затопленная земля: луга, овраги, перелесочки, деревни. Так что
ничего чудного нет. Просто мы помним, где что было: где ручеек, где мост
через ручеек, где базар, где больница.
Мы только мечтали про себя, что сейчас придем, отдадим Варваре Ивановне
рыбу и хорошо, если бы она сварила уху. Однако к нашему приходу огненная
(даже пару не видно) уха была готова. Варвара Ивановна сварила ее в ведре,
предназначавшемся для этой цели, да так в ведре и поставила на стол. Когда
мы спросили, из какой рыбы Варвара Ивановна сварила уху, Володя повел нас
через сени в холодную избу, и мы увидели наваленную грудой на полу рыбу,
таких же окуней, как и наши. Их было, вероятно, килограммов сто, не меньше.
- Долго ли мне, - объяснил Володя, - на час выбегу - бадья. Теперь уж
не хожу - девать некуда. Только ради вас на лед вышел. Съедим, снова буду
ловить.
- Да тут на всю зиму.
- Рыбаки, вроде вас, останавливаются. После неудачного дня подбросишь
ему в ящик десятка три, чтобы жена в Москве обрадовалась. Конечно, рыба у
меня здесь как дрова...
Мы поскорее ушли из холодной избы, чтобы не развратиться. А то
насмотришься на эту груду, и пропадет интерес таскать по одному окуньку из
морозной лунки.
Перед огненной ухой, с мороза (и больше уж не идти на мороз), нельзя
было не выпить по стопочке. Володе мы, правда, налили стакан, правильно
посчитав, что ему, живущему на острове, на свежем воздухе, наша мерка была
бы маловата".
- Варвара Ивановна, а вы что же с нами, а? Приобщились бы.
- Разве уж маненечко... половиночку...
Налили стаканчик и старухе. Она выпила его с видимым удовольствием,
закусила городской едой: колбаской, буженинкой, маслицем.
Окуней в уху было положено без жалости, оттого уха благоухала и
радовала.
- Варвара Ивановна, может быть, еще с нами по одной?
- Еще?!
- Ну а что: печка рядом.
- Разве уж маненечко... половиночку...
После мороза, ухи и ста граммов сон сшибает немедленно и наверняка. Я
устроился за перегородкой, в спальне, и последней моей, уже туманной мыслью
было: завтра с утра опять можно идти на лед, опять будет клев и
разнообразные, от мелочи до лаптя, окуни. Какое счастье!